Никто не спит

— Кажется, с ключом что-то не так, — говорит она, с силой пытаясь повернуть его в скважине. Белобрысые локоны свисают на лицо.

Я отодвигаю свой велосипед с тяжким вздохом. Можно подумать, я всю жизнь мечтал помочь малявке с засохшей кровью под носом. Ладно уж, на этот раз…

Вообще-то я не специалист по механике и в велосипедах особо не разбираюсь, но тут не надо быть техническим гением, и так все ясно.

— Замок надо смазать.

Она вопросительно смотрит на меня. Лицо у нее и вправду выразительное. Глаза, нос, рот — все недоуменно сморщилось.

— Это как?

— Маслом. Замки смазывают маслом.

Малявка задумалась, мыслительный процесс отображается во всем лице. Она смотрит на замок, потом на окно своей квартиры, потом на меня.

— У нас дома такого, наверное, нет, — произносит она наконец. И больше ничего не спрашивает. Ни о чем не просит. Ни слова больше. Но взгляд у нее такой беспомощный, худенькие плечи опущены, губы поджаты.

Я смотрю на часы. Если ехать быстро, то успею до тренировки сбегать наверх за масленкой.

— Жди здесь.

Я бегу вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, рывком открываю дверь квартиры, бросаюсь к кладовке, роюсь внутри, пока не нахожу масленку.

Отец выходит в прихожую в халате, с чашкой кофе в руках, и недоуменно смотрит на меня.

— Надо помочь одной маленькой девчонке смазать велосипедный замок.

— Что?

— Она… ну, то есть… в общем, я спешу, времени нет объяснять.

Можно подумать, обычно я все объясняю, обычно мы с отцом друг другу все рассказываем.

Я капаю немного масла в замок, пару раз вставляю и вынимаю ключ. Вспоминаю, что пора проделать то же самое и со своим замком. Анна-Эсмеральда стоит рядом и внимательно наблюдает за моими действиями.

— Под вами живет человек, который скоро умрет.

Она произносит эти слова коротко и серьезно, словно передавая важную информацию заинтересованному лицу. Я гляжу на нее. Она сосредоточенно смотрит на замок моего велика. Она точно самый странный человек из всех, кого я встречал. А мне пора.

Солнце палит в окна спортзала, здесь тепло и душно. Ребята стоят с сонным, немного отсутствующим видом и зевают, скрестив руки на груди. Один из парней в белой одежде лежит на спине, закинув руки за голову, на толстом мягком мате у торцевой стены. Кажется, спит. Удобно, наверное. Юлия, сидящая рядом с ним, встречает меня радостной улыбкой. Я тоже рад ее видеть, хочу подойти к ней, но передумываю: все равно не найдусь что сказать.

Большинство лиц мне знакомы. Остальные либо новички, либо я просто не обратил на них внимания вчера. Буссе занимает свое место и приглашает нас выстроиться перед ним в ряд. Обращается к парню, лежащему на коврике:

— Вставай, Фредрик! У нас тут спортивная дисциплина.

Тон у него решительный, почти сердитый. Парень по имени Фредрик встает, покачиваясь и зевая, улыбается Буссе и трусит к шеренге.

«Спортивная дисциплина» звучит почти угрожающе. Может, придется брить голову, вставать в пять утра, принимать холодный душ, есть рис в строго определенное время. Возвращается вчерашнее чувство — легкая тошнота. Я будто заблудился, угодил куда-то не туда и не понимаю, что здесь делаю. Искоса бросаю взгляд на Юлию: она смотрит прямо перед собой, сосредоточенно и отстраненно.

Сегодня тренировка состоит из двух частей, между ними часовой перерыв. Разминка интенсивнее, чем вчера: мы нарезаем круги по залу и через равные интервалы падаем на пол, чтобы качать пресс и отжиматься. Пот течет ручьем: и от напряжения, и от жары в зале. Мы повторяем некоторые вчерашние упражнения и делаем новые, темпы растут.

Как и вчера, неприятие постепенно переходит в отстраненность, становится удивительно просто подчиняться чужой воле и следовать возможностям своего тела. Наверное, так чувствует себя новобранец в морской пехоте США. Я улыбаюсь этой мысли, ползая по-пластунски так, что с меня чуть не слезают штаны.

Я в плохой форме, мышцы не привыкли работать — это проблема. Но здесь царит такая атмосфера, что я не чувствую себя ничтожеством. Буссе и остальные постоянно перешучиваются, многие держатся довольно неуклюже — и никого это, кажется, не беспокоит, даже Их самих. Вдруг нам велят делать колесо. Я никогда не умел и никогда не научусь. Большинство новичков смотрят на Буссе с ужасом или скепсисом, некоторые даже отходят в сторону.

— Мы здесь не для того, чтобы красоваться, — говорит Буссе. — Мы здесь для того, чтобы задать урок нашим обленившимся телам. За дело!

Странное чувство, когда ты на глазах у стольких людей делаешь непонятное движение, больше похожее на неудачный кувырок на боку, чем на колесо, и тебя ничуть не тревожат косые взгляды и твоя собственная неуклюжесть.