Они вышли из гостиницы. Прохладное дыхание ночного бриза освежил их горящие щеки, фонарики над входом освещали большой участок тротуара перед мотелем. В красноватом искусственном свете Хан казался ей сказочным персонажем. Сильным, беспощадным и верным стражем потустороннего мира. Кто, как не он может знать ответы на ее вопросы.
- Я вижу странные сны, будто с моими знакомыми... и даже не знакомыми происходят странные вещи, которые они сами не помнят. Я помню, а они нет. Вот так примерно: сначала мне снится событие, а потом оно на самом деле происходит, но по-другому. А все люди те же самые, которые были во сне и не только люди, предметы, машины, например. Ты знаешь, что это такое?
- Тебе тоже снятся сны, похожие на явь? Я знал это, мы с тобой - вечные странники, - сказал он уверенно, осторожно прижимая ее хрупкое тело к своей груди, - память приходит урывками, иногда во время сна. Если мы будем доверять своим снам, то сможем многое.
От его объятий Иване стало тесно, его сердце билось о ее грудную клетку, и от этой жаркой тесноты ей было приятно и спокойно. Ей захотелось услышать ласковые слова, произнесенные его хриплым баритоном.
- Что ты помнишь о нас с тобой?.
- Ты был в гостинице, - начала Ивана, потом сразу перескочила на важный для нее вопрос, - Это Акено придумала кораблекрушение? Ты не мог ведь, правда?
Он настороженно замер. Потом объятья разомкнулись, сильные руки тряхнули ее так, что клацнули зубы, болью отозвавшись в затылке. Железные пальцы сдавили ее плечи, перекошенное яростью лицо Хана приблизилось так, что она видела каждую щетинку на его щеке. Это было страшное лицо. В следующее мгновение она летела в декоративные кусты, которые росли вдоль дороги. Ветви их были аккуратно подрезаны секатором и эти свежие срезы вонзились в ее кожу, будто шпаги. Она попыталась подняться, но он сам поставил ее на ноги. Ухватил за предплечья и притянул к себе.
- Говори все! Только не ври мне, - процедил он сквозь зубы.
Губы Иваны дрожали от обиды и боли. Ее никто никогда не бил. Раны, которые она сначала не почувствовала из-за болевого шока, начали саднить. Хан своими сильными пальцами сдавливал царапины на руках, причиняя ей еще большую боль.
- Мне больно, - сказала она, на глаза накатили слезы.
- Пограничники решили проверить корабль после того, как все уже прошли таможенный контроль. Этого не должно было быть. Ты это сделала? Как? Как ты узнала?
- Я ничего не понимаю.
- Не понимаешь? А! Что с тобой говорить! Ты - такая же, как все женщины. Хитрая, изворотливая... - он нецензурно выразился, разжал пальцы и с отвращением отвернулся. На него навалилась дикая усталость.
"Что я должен делать? Что делать? - думал он, - Должен ли я отомстить ей или отпустить? А как же законы клана? Акено - моя сестра. Разве я имею право оставить ее смерть не отмщенной. Она убила себя, чтобы дать мне возможность уйти от преследователей. Она поступила, как герой. Я же веду себя как предатель. Я не могу убить. Не могу поднять на нее руку и не хочу, чтобы это сделал кто-то другой. Но как она узнала о нашем плане? Кто помог ей? Ирина? Да, это вполне вероятно. Ирина каким-то образом подслушала и рассказала ей все. Но кто из них донес пограничникам? Ирина или эта...? Я должен знать точно, что и как произошло, и кто это организовал".
Ивана ежилась, потирая ушибленные места, но не убегала. И в этом было какое-то трогательное доверие.
- Это Ирина? Ты ее видела? - Спросил Хан, усилием воли подавив в себе приступ ярости.
Ивана кивнула.
- Кто из вас донес пограничникам? Ты или она? Ты или она? Она? Конечно она, ты сама не смогла бы... - Хан пожирал глазами раскрасневшееся от волнения лицо девушки. В нем боролись сложные противоречивые желания: любить или ненавидеть, мстить или оправдать.
Ивана энергично затрясла головой:
- Все было совсем не так, все было иначе.
Хан ничего не хотел слушать, он уже вынес вердикт. Он повернулся к ней спиной и пошел прочь, неожиданно тяжело ступая по выщербленному асфальту. В душе его бушевал ураган, и ночной бриз не мог остудить его пылающий ненавистью разум. "Конечно, Ирина замешана в этом деле больше, чем ОНА. И не нужны доказательства, чтобы понять это, - думал он, - я ничего не скажу Якудза об этой ... глупой девчонке. Но если он сам выйдет на нее. Тогда я не смогу его остановить".
Ивана осталась стоять у входа в мотель. Смотрела, как темнота шаг за шагом поглощает силуэт удаляющегося прочь мужчины. Сейчас, когда ей следовало бы бояться его, ей вдруг стало безумно его жаль. "Он страдает. Как я его понимаю! А что бы я почувствовала, если бы моя тетя умерла. Фу-фу-тьфу-тьфу, только бы этого никогда не случилось. Я с ума сойду сразу же. Боже мой, как его жалко! Смогу ли я вернуться назад в прошлое и спасти эту женщину?"