Я слышала про Хауди Дуди – скорее всего, от папы, – но кто это, я не знала.
– «Хауди Дуди» – это моя любимая передача, – сказал папа. – Однажды, когда никто не видел, я взял папины инструменты и разобрал телевизор, чтобы найти его.
– Тебе попало? – спросила я.
Честно говоря, у меня тоже были похожие мысли – я хотела разыскать героев любимых мультфильмов. Но разобрать телевизор мне в голову не приходило. Мама страшно разозлилась бы.
– Мне пришлось собрать телевизор обратно, – ответил папа и засмеялся, словно сам впервые услышал эту историю.
Мама говорила, что папа почти ничего не помнил о своей жизни до призыва в армию. Он намертво заблокировал воспоминания о детстве, а если что-то и вспоминал, то никогда мне не рассказывал. Я постоянно спрашивала его, как выглядели его родители, чем они занимались, как он думает – понравилась бы я им. Но каждый раз он отвечал, что не помнит, и менял тему разговора. Мама говорила, что папины родители были алкоголиками и умерли задолго до их знакомства. Но она кое-что о них слышала – от папы, но чаще от других родственников.
– Это хорошо, что он не помнит, Ким, – говорила она. – Оставь его в покое.
Когда другие отцы на вечеринках и барбекю пили пиво, папа стоял в стороне с пластиковой кружкой из «Данкин Донатс» и пил только чай. Я никогда не видела, чтобы он пил спиртное. Он всегда носил с собой запас чайных пакетиков и постоянно находился в поисках кипятка. Когда я впервые услышала слово «трезвенник» (англ. teetotaler), то решила, что оно придумано специально для папы – человек, который пьет только чай (англ. tea – чай).
Я представить себе не могла, что папа когда-то был мальчиком моего возраста. Мне казалось, что он родился уже взрослым.
– Значит, мишки Гамми не живут в телевизоре?
Я ожидала настоящего откровения, но папа уже о чем-то задумался. Больше он никогда не говорил о том, как вскрыл свой телевизор и встретил Хауди Дуди… или не встретил. Но тут он вернулся, отмахнувшись от этого воспоминания, как от досадливого комара.
– Прости, малыш… Изображение мишек Гамми передается с помощью электромагнитных волн, которые потом преобразуются в картинку внутри телевизора.
– Значит, они живут где-то в другом месте?
Папа широко улыбнулся. Папины дни были очень веселыми.
Наконец пора было выходить из дома. Занятия в детском саду начинались около полудня, поэтому мы с папой сначала заходили в кулинарию, и он покупал мне вареное яйцо и пакетик сока. Мы парковались где-то возле воды и перекусывали, кидая кусочки черствого хлеба уткам. Папе всегда было по-настоящему интересно, о чем я думаю. Он не был похож на других взрослых – никогда не делал вид. Ему действительно было интересно. В папины дни он спрашивал, чему нас учат в школе, обсуждал со мной новости и выяснял мое мнение о мире, в котором я росла.
Папа ничего не помнил о своем детстве. А если и помнил, то никогда не рассказывал.
Мои знания о мире ограничивались домашними животными, бабушкой и дедушкой и уроками танцев. Но разговоры с папой мне очень нравились. Я старалась произвести на него впечатление. Хотела, чтобы он считал меня такой же интересной, как он сам. Поэтому я выдумывала истории, рассказывала, что свалилась с трапеции во время перемены или спасла целую кучу котят от соседской собаки.
Папа слушал очень внимательно и расспрашивал меня о моих приключениях, позволяя добавлять все новые и новые детали. А когда мне не хватало воображения, он сам подсказывал какие-то сюжеты, убеждая меня в том, что я сама это придумала. Я ни на секунду не сомневалась, что он верит мне целиком и полностью.
Каждый вечер перед сном я представляла себе актера Джорджа Бернса и просила у него то, чего хотела больше всего на свете. Я просила новую куклу и лучшую подругу. А еще – чтобы наш дом сгорел дотла.
Я имела весьма туманное представление о религии, но однажды смотрела кино про Бога. Бог был похож на Джорджа Бернса, создавал всем проблемы и исполнял желания. И я всем сердцем приняла его как своего спасителя.
Родители мои о Боге не говорили. Мама воспитывалась в неортодоксальной еврейской семье, папа был истинным католиком. Оба они объяснили мне основы своих религий так же, как рассказывали о странах, откуда приехали их семьи. Немцы очень пунктуальны. Католики верят в Иисуса. Австрийцы похожи на немцев, только чуть пониже ростом. Евреям пришлось пометить свои двери кровью, чтобы Джордж Бернс не убил их первенцев. Мы едим мацу на Пасху и ветчину на Хануку. И я была твердо уверена, что Рождество каким-то образом связано с моим днем рождения. Все это казалось мне совершенно нормальным.
Каждую ночь я молилась об одном и том же, но утром, проснувшись, обнаруживала тех же кукол, с которыми заснула накануне (ладно, допустим, если у меня выпадал зуб, то шансы найти утром в постели новую куклу значительно возрастали). У меня по-прежнему не было подруг, а дом благополучно стоял на старом месте.