Никто не видел Мандей

Семнадцатиградусный холод обжег мне легкие, когда я судорожно вдохнула воздух. Мандей почти сразу же сдала назад.

– Черт, Клодия, я не хотела. Извини.

– Неважно, – прорычала я, проходя мимо нее.

– Отлично, неважно. Тогда сама делай свою домашнюю работу! – закричала она, бросаясь в противоположную сторону.

– Отлично, и сделаю!

Это была наша первая ссора, и я понятия не имела, что сделала не так.

Прежде

В День Мартина Лютера Кинга наша церковь устраивала ежегодный благотворительный обед. Требовалось накормить почти триста человек, и это был один из самых хлопотных дней в году наряду с Рождеством и Пасхой.

Папа и другие мужчины расставляли в общем зале столы и стулья, подростки украшали и прибирали зал. Медиаотдел расставлял диджейское оборудование; из динамиков играли гимны, перемежавшиеся короткими выступлениями хора.

Конечно же, мама верховодила на кухне, и мне оставалось только помогать ей с соусами. Прихожанки, все в пластиковых фартуках и перчатках, стояли вдоль кухонного «конвейера»; они перчили курицу, нарезали овощи, скатывали рулеты и заворачивали в салфетки столовые приборы. В былые времена Мандей пришла бы помогать нам. Она любила готовить вместе с мамой, к тому же отлично умела чем-нибудь занять детей.

– Мисс Перл, как там овощи? – крикнула мама на другой конец «конвейера», доставая из духовки сковороду с курятиной. Ее волосы курчавились от жара печей. Мы занимались готовкой с самого рассвета, а столовая должна была открыться только через час.

– Почти готовы.

– Мисс Джанет, – позвал кто-то, – рис сварился!

– Отлично, мы почти закончили, – заметила мама, поливая курицу подливой. – Горошинка, ты слишком толсто режешь морковь. Если подать ее такими большими кусками, то на всех не хватит.

Нам хватило бы моркови на то, чтобы накормить весь город. Я знала это, потому что сама же и резала эту морковь.

– Да, мам, – пробормотала я, стирая рукавом пот со лба.

– И улыбайся! У этих людей куда больше поводов для грусти, чем у тебя.

Чувство вины – выигрышная карта. Я улыбнулась так широко, что показала все свои зубы.

– О-о-о, детка, не пугай людей! – Мама покачала головой и свободной рукой обняла меня за плечи. – Иди сюда, я кое-что быстро покажу тебе.

Она подвела меня к окну, выходящему на парковку. Очередь тянулась от дверей церкви до ворот и дальше по улице. Люди стояли на морозе; у некоторых куртки казались надутыми, словно пластиковые пакеты, от поддетых под них одежек, явно нуждавшихся в стирке. Остальные были закутаны в толстые серые одеяла. Папа вместе с несколькими другими прихожанами раздавал этим людям исходящие па́ром стаканчики с горячим кофе.

– Видишь? Мы с тобой могли бы стоять там. Некоторые из этих семей – не бездомные, но уже бог весть сколько времени не пробовали нормальной еды. Подумай о том, какое добро ты делаешь этим людям.

Среди взрослых я увидела несколько знакомых ребят из «Эд Боро», и мое сердце сжалось, когда я представила Мандей, стоящую там.

– Так что запомни, Горошинка: то, что у кого-то есть крыша над головой, еще не значит, что у них есть дом. У нас есть не все, но у нас есть многое, за что мы должны быть признательны. Понимаешь?

Мама сжала мое плечо, а я в ответ сдавила ее руку и кивнула.

– Хорошо. Мисс Аллен, заверните эти булочки, чтобы они остались теплыми и мягкими. Двери скоро откроются!

Когда все столы были расставлены, лампы зажжены, а еда разложена, мама дала папе сигнал. Двери отворились, и толпа повалила в зал, прямо к раздаточной стойке. Мама раскладывала по тарелкам ломтики курицы и ветчины в одном конце стойки, а я выдавала рулеты в другом. Люди были очень… благодарны и счастливы. Мама находила время поговорить почти с каждым, произнести несколько теплых слов и благословений. Она никогда не измеряла свое отношение к людям их происхождением или достатком.

Весь день кухонная команда металась туда-сюда, унося пустые кастрюли и принося полные. Закончив раздавать хлеб, я принялась разливать по стаканчикам кофе и чай. Маленькие дети носились кругами, напоминая мне об Огасте и Тьюздей. Вспомнив о них, я побежала наверх, в детскую комнату, и схватила из корзины пачку бумаги и несколько сломанных восковых мелков. Расчистив стол, сгрузила на него все и увидела, как просияли лица детей. Я рисовала карандашом смешные фигурки и показывала малышам, как их раскрашивать. Мне было приятно, что дети радуются и смеются. Я знала, что Мандей терпеть не могла, когда я постоянно справлялась об Огасте. Но если она была мне как сестра, то Огаст был как брат. Я скучала по ним обоим. Я скучала по этой части моей семьи.

Папа, улыбаясь, остановился возле нашего стола с раскрасками.

– Эй, Горошинка, мама тебя потеряла.

– Хорошо. Ты можешь проследить, чтобы они рисовали мелками на бумаге, а не на стенах? Научи их, как раскрашивать, не вылезая за контур.

Он хмыкнул.

– А почему ты думаешь, что я умею не вылезать за контур?

– Да, ты прав… Ну, тогда делай то, что проще всего, – хихикнула я и помчалась прочь, проскользнув за стойку. – Да, мам?

Вздохнув с облегчением, мама кивнула на мисс Шонду, стоящую рядом с ней.