Никто об этом не узнает

Полтора часа в дороге провели в полном молчании. То есть Глушко несколько раз говорил по телефону, но с ней за все время не обмолвился ни словом. Алене вообще казалось, что этот тип относится к ней свысока, чуть ли не презрительно. Оттого сидела, как на иголках, пока не въехали в город, а там уж она забыла о чванливом Глушко, о своих сомнениях и беспокойстве. Если ей райцентр — стотысячный городишко — казался после родной деревни мегаполисом, то что уж говорить теперь. Она завороженно смотрела на ажурные фасады зданий и вензеля чугунных ограждений, на безупречно ровные кусты, растущие как по линеечке, пестрые клумбы и диковинные фигуры из земли и травы, на нескончаемый поток дорогих машин и людскую толпу. Город, красивый, огромный и чуждый, с его кипящей энергией, суетой и целеустремленностью, пленил ее и в то же время вызывал безотчетный ужас. Алена порадовалась, что сидит сейчас в салоне автомобиля, потому что, даже глядя из окна на эти оживленные улицы, она чувствовала головокружение. А окажись сейчас там, среди этого бурлящего движения, наверняка и вовсе бы запаниковала.

Джип Глушко вскоре свернул во дворы и принялся петлять весьма ловко для своих габаритов, пока наконец не остановился у двухэтажного белого здания. Над стеклянными дверями в лучах сентябрьского солнца блестели золотом вычурные буквы. Щурясь, Алена прочитала: «Медиал».

«Одним местом» оказалась частная клиника, и их там уже поджидали. Ей предложили надеть бахилы, а затем препроводили в лабораторию, слепящую своей белизной и оттого неуютную. Алена поежилась. Медсестра заверила, что бояться нечего, попросила открыть рот и мазнула ватной палочкой по внутренней стороне щеки.

— Все, — улыбнулась она.

— А что это? Зачем? — спросила Алена.

— Э-э… Тебе не сказали? Это анализ ДНК.

И вот тут она заволновалась по-настоящему. Нет, сначала слегка обиделась, но потом рассудила: ведь, в общем-то, любая могла бы назваться его дочерью. Откуда ему знать правду? А потом вдруг закралось сомнение: а если мать что-нибудь напутала? Она же такие порой небылицы несла, особенно спьяну. Что, если и тут насочиняла? И это всплывет! И все будут считать, что Алена намеренно соврала. Каким же посмешищем тогда она себя выставит! Как же она тогда опозорится! Причем не только среди своих, ведь эта новость мелькала повсюду.

— А когда будут результаты? — вмиг осипшим голосом спросила она.

— Через два дня, — ответила медсестра, ненавязчиво выпроваживая ее из лаборатории.

На обратном пути Руслан Глушко изволил все же один раз к ней обратиться. Спросил, не хочет ли она есть. Алена торопливо мотнула головой. Обед она, конечно, пропустила, и неизвестно, успеет ли на ужин, но страх, что все эти разговоры про отца окажутся выдумкой матери, напрочь отбил аппетит.

Не два, а целых четыре дня она томилась и переживала. Потом ее вызвала к себе директриса и огорошила:

— Дмитрий Николаевич забирает тебя. Решит все бумажные дела и приедет за тобой. Поздравляю!

Она шла по пустому коридору (все были на занятиях), прокручивала раз за разом в уме слова директрисы и никак не могла в них поверить. Отец забирает ее к себе! Это же немыслимо! Невероятно! Она вдруг бухнулась у стены на корточки и расплакалась. Зажимала рот ладонями, а слезы текли и текли. Ну тогда ее хоть никто не застал плачущей. А вот на другой день, когда увидала ролик в ютубе, она разревелась при всех. Пацаны смеялись над ней, но не зло. Просто не знали, как еще реагировать. Девчонки утешали, шипели на пацанов, мечтательно вздыхали и фантазировали вслух о ее будущей жизни.

— Ты только нас не забывай! — просили.

* * *

В тот день, когда за ней должен был приехать отец (накануне директрисе позвонили, и та торжественно передала счастливую весть), Алена места себе не находила: с самого утра металась бесцельно, то и дело смотрела на часы, не могла усидеть и пяти минут. Не пошла на обед: вдруг именно в этот момент он приедет. Часов с двух не отлипала от окна. Пацаны потешались: «Передумал!» А она и сама этого боялась, потому что знала — не переживет. Хотя переживет, конечно, но вопрос в том — как.

Когда Алена совсем отчаялась и теперь уже без всякой надежды взирала сквозь оконное стекло на темнеющий двор, глотая слезы, по коридору, как залп фейерверка, как победный клич, прокатилось:

— Аленка! Рубцова! Приехали! За тобой приехали!

Вытирая мокрые щеки рукавом, она припустила со всех ног на лестницу.

— Куда ты? А вещи!

От волнения она позабыла про сумки, которые собрала еще вчера вечером. Это-то ладно, но она едва не умчалась, даже не попрощавшись. Хорошо, вовремя опомнилась.

Девчонки вызвались проводить, помочь с сумками, но сами явно сгорали от любопытства. Однако в припаркованной черной машине, сразу видно — очень дорогой, хотя Алена и не разбиралась в автомобилях, ее ждал вовсе не отец, а незнакомый мужчина.

— А где… — Она растерялась. Сказать «папа» язык не поворачивался, а называть его Дмитрием Николаевичем тоже не хотелось. Но мужчина понял и без уточнений.

— Дома ждет, — ответил коротко и открыл багажник.