Никто (СИ)

Открывается дверь, входит с рукописью Валентин.

Валентин (Беляеву). -- Юрий Дмитриевич! (Беляев кивает ему). Сергей Константинович, вот рукопись, мой, так сказать, анализ стихотворчества для декабрьского номера.

Маковский (Беляеву). -- Валентин Иннокентьевич пишет у нас хронику, поэтическую. Очень ответственное дело! Спасибо, Валентин, оставь здесь, я посмотрю.

Валентин кладет рукопись на стол и выходит из кабинета. Маковский берет листки, пролистывает их и безразлично бросает на стол.

Абсолютно бездарный в нашем деле молодой человек. Держу из милости, чтобы не обидеть Иннокентия Федоровича. Как поэт он очень слаб, а как критик -- вообще никудышный. Критик ведь должен как собака обладать изрядной злостью, чтобы хватать прохожих за ноги, в нашем случае поэтов. А Валентин слишком мягок для этой роли, слишком деликатен. Хотя, ладно, мы говорили о Черубине.

Беляев. -- Да, это брат, мистификация! Я полагаю, за Черубиной стоял Макс?

Маковский. -- Стыдно сознаться, но это так. Он провел меня, как мальчишку.

Беляев. -- А что было после дуэли?

Маковский. -- Гумилев и Волошин остались врагами, а Дмитриеву я на следующий день пригласил в редакцию. Прикинулся, что всё давно знал, но подыгрывал ей. А что оставалось делать? Не выставлять же себя дураком! Мило побеседовали, попили чаю. Вот и вся история.

Беляев. -- Что же, брат, я тебе скажу, занимательная может выйти статейка. Занимательная! Да. Однако же, у тебя мистический роман, а у меня, зато настоящий. Такая штучка, я тебе скажу -- огонь!

Маковский. -- Еще одна актриска? Я знаю всех твоих пассий.

Беляев. -- Нет, замужняя дама, но я молчу, молчу. Сам понимаешь, честь не позволяет.... А впрочем, всё равно узнаешь -- это невестка Анненского.

Маковский. -- Наташа? Ты с ума сошел! Валя работает в нашей редакции, как я на него теперь буду смотреть?

Беляев (со смешком.) -- Как на рогоносца -- снисходительно-любезно. Не он первый, не он последний!

Маковский. -- Какая же ты всё-таки свинья, Юра!

Беляев. -- Свинья, не свинья, а своего не упущу.

Маковский. -- Не приложу ума, что теперь делать с Иннокентием Федоровичем.

Беляев. -- Что такое?

Маковский. -- Я его стихи отставил из второго номера из-за Черубины. Полагаю, он на меня обиделся.

Беляев. -- Всё вздор! Ты редактор -- печатаешь, что считаешь нужным. У нас, кстати, в "Новом времени", с Сувориным никто не спорит, даже и мыслей таких в головах не гуляет.

Маковский. -- Нет, право, так неловко!

Беляев. -- А он знает, что Черубина это Дмитриева?

Маковский. -- Надеюсь, что нет.

Беляев. -- Ну, так и не говори!

Сцена II.

Входит мать Мандельштама Флора Осиповна Вербловская.

Маковский. -- Чего изволите, сударыня?

Флора Осиповна. -- Я Флора Вербловская, пришла к вам с сыном.

Маковский. -- Чудесно! А где же сынок?

Флора Осиповна. -- Сынок за дверью остался, стесняется. Как ни тащила его -- не идет ни в какую!

Маковский. -- А в чем, собственно, ваше дело состоит?

Флора Осиповна. -- Мы торгуем кожей, у моего мужа торговое дело, а сын.... Не знаем, что с ним делать. Всё стихи, да стихи! Нет чтобы, родителям помогать в лавке, а он со своими стихами возится. Вот вырастили, воспитали, в училище тенишовское отдавали. Расходы везде! А тут стихами своими замучил. Если талант, отправим в университет, а так... пусть родителям помогает, а не штаны просиживает. Сама-то я музыкой занималась, в сродстве с Венгеровым состою.

Маковский. -- С Семеном Афанасьевичем, пушкинистом?

Флора Осиповна. -- Да-да!

Маковский. -- Вы садитесь, Флора Осиповна. От меня-то вы чего хотите?

Флора Осиповна (садится на стул). -- Господин редактор, мы люди небогатые, простые. Посмотрите его стихи и скажите талант или нет, сделайте одолжение! Как будет, так и будет!

Маковский. -- Простите, сударыня, но я адски занят. Видите у меня бумаги на столе -- это рукописи и корректуры и всё надо успеть посмотреть. Нет, нет, и не просите!

Беляев. -- Серж, право, сделай одолжение даме!

Маковский (Беляеву.) -- Я жду Иннокентия Федоровича, он обещался заехать.... А впрочем, я прочту позднее (вполголоса), думаю, ничего стоящего. Давайте бумаги, сударыня.

Вербловская достает из сумки бумаги и передает Маковскому.

Я их посмотрю, зайдите за ответом через неделю.

Флора Осиповна. -- Нет уж, господин редактор, вы прочтите сейчас, отчего ж затяжки такие?

Маковский. -- Нет, сейчас не могу. Стихам требуется особое внимание, надо вчитаться, вслушаться в каждую строку.