Никудышный

Принюхалась. На кухне ей понравились запахи и она прошла к столу, где все еще стояли закуски, ожидая ее прихода. Соня присела на краешек стула и принялась уплетать все, что лежало на тарелках. Потом обнаружила в холодильнике остатки вина в бутылке с красивой этикеткой, допила его из горла и, икая, пошла спать. Завалилась в кровать и сразу же уснула.

— Дочь пришла, — подумал Григорий Сергеевич. — Интересно какая она? Похожа на мать или на меня?

Он долго ворочался, прислушивался к тонкому посвистыванию легкому храпу, что мешало ему, привыкшему жить в тишине, спать.

— Нет, — подумалось ему. — Детей хорошо проведывать, но жить с ними, нет. И как только их матери выдерживают?

Философия закончилась, тяжелый сон принял его в свои объятия.

Проснулся он оттого, что кто-то стоит возле него и разговаривает. Он открыл глаза и увидел у кровати девчонку, очень похожую на мать в молодости, с дерзким взглядом, упорно, глядящим на него.

Сразу же вскочил и сел, спустив ноги на пол.

— Пришла на дорогого родителя посмотреть, — развязно произнесло молодое существо, угрожающим голосом.

Его тембр явно не собирался запеть арию любви, наоборот, готов был обрушиться на голову так называемого батюшки площадной бранью.

— Сядь, — сказал он тихо. — Не надо войны, я тебе хочу объяснить….

— Приехал посмотреть на свое изделие? — не дала она ему договорить.

— Все не так, как ты думаешь, — бывают обстоятельства, которые выше нашей воли.

— Какие обстоятельства могут быть у вора, укравшего у девчонки честь, единственное ее состояние? И бросить с твоим дитем?

— Ты должна меня выслушать.

— Никакие миллионы не заставят меня слушать твой бред. Надевай портки и айда отсюда по холодочку, пока я своего дружка не вызвала. Он тебе намнет бока, не посмотрит, что ты уже облезлый.

— Но послушай?

— Не желаю, — и она выскочила за двери.

В спальне никого не было и он затревожился. А ну как опять начнут его бить. Это ему явно не подходило. А в это время Петрович и Миша сидели за столом, пили чай. Соня ворвалась как фурия в кухню, смахнула чашки на пол.

— Ошалела? — закричала мать.

— Это у тебя с головой не в порядке. Старого маразматика принимать с его приятелями. Забыла, как всю жизнь горбатилась, чтоб меня вырастить?

— Надо было отдать тебя в приют.

— Спасибо, родительница. Сначала кувыркаетесь с кем попадя, потом рожаете, не спрашивая нас, хотим ли мы на свет белый появляться?

— Ты ненормальная.

— Вполне. Плохо, что дети не участвуют в своем появлении на свет Божий. Захотели — родили. Не нужен — бросили. И так делают многие безответственные. Кошка и та кормит своих котят, даже когда они становятся взрослыми. А многие мамаши, как моя бабушка, например, спроваживают детей в приюты. Почему? Если ребенок не нужен родителям, то почему его должны воспитывать и кормить чужие люди? Я бы таких горе-мам и пап заставляла работать на самых не престижных местах, чтобы все знали, о том, что это бесстыжие любители ночных оргий. И всю их зарплату отдавала в детдом, где растут их дети.

— Я же не отдала тебя никуда.

— Жалеешь об этом?

— Что ты говоришь, опомнись, дочка.

— Вышвырни отсюда кобеля, тогда и поговорим.

Миша решился объяснить цель приезда Григория Сергеевича.

— Ваш отец наследство получил и решил отдать вам часть его?

— Часть? Как алименты, которые он не платил? И большое это наследство?

— Большое, — ответил Петрович.

— А тебя, облезлый кот, я не спрашиваю.

Петрович обиделся на столь неприличное оскорбление и потащился к выходу, где на скамеечке во дворе сидел его приятель.

— Схлопотал? — спросил он поверженного в уныние папашу. — И мне досталось от нее тоже.

— Да, — протянул непризнанный отец, — тяжело быть родителем.

— Давай закончим нашу благотворительность. Все равно не исправить прошлого. Ишь, как кидаются бабы, как рыси, растерзать готовы.

Пока шли переговоры-жалобы двух друзей, Соня взяла бумагу, вычислительную машинку, ручку и сказала Мише:

— Хорошо. Я сейчас подсчитаю все расходы, понесенные матерью на мое воспитание, плюс моральный ущерб за оскорбленное человеческое достоинство, пока ее все считали гулящей, а меня называли байстрючкой, и упущенную выгоду.

— А это зачем? — удивился Миша.

— Мать могла выйти замуж, если бы он не испортил ей жизнь. А с ребенком, прижитом вне брака, она потеряла свое достоинство, и на ней никто не пожелал жениться.

— Ладно, — согласился Миша. — Считайте.

Он вышел к своим друзьям и сказал:

— Сейчас ваша дочь составит счет, и вы его оплатите.

— Какой счет?

— А такой, в котором будут учтены все убытки, причиненные вами вторжением в жизнь Оксаны Остаповны.

— Да, — протянул Петрович. — Истинная дочь своего деда.

— Остап Бендер никогда ничего не крал, он всем предъявлял счета и всегда выигрывал.

— Во-во, — закивал Миша. — Хорошо, что не через суд она вам предъявит счет, а то стыда не оберешься, на всю Россию прославят.

— Я не муж, — мрачно произнес Григорий. — Никто мне алименты не присудит.