Нил – река большого приключения

На помосте пристани собралась порядочная группа, в большинстве состоящая из семей членов команды. Мужчины были одеты в широкие белые ширвалы25 и такие же джалабии26, на головах же имели обмотанные белые тюрбаны – имма. Женщины для этого торжественного момента сменили свои повседневные одежды на праздничные белые одеяния. Приоделись они, таким образом, в широкие синьтян27, а также вышитые золотом кафтаны28, на которые набросили длинные абайи29.

На ноги надели чулки, а ступни их сидели в красных сафьяновых кивкав, что означает в туфлях с поднятыми вверх носками. Освежили они также свои причёски, которые согласно действующему в Омдурмане обычаю сооружаются из очень многих искусно сплетённых косичек, с золотыми украшениями, искусно воткнутыми в волосы. Их шеи и уши были украшены ожерельями и серьгами, также изготовленными из золота. Почти все женщины имели на пальцах множество перстней, а на сгибах рук и лодыжках обеих ног – тяжёлые серебряные браслеты. Никто видимо не удивлялся этой выставке драгоценностей, поскольку старый обычай в Судане предписывает мужчинам помещать свои сбережения именно в такого рода украшения, которые жена обязана носить на себе и таким образом создавать имидж богатства для своего мужа. В случае необходимости такие драгоценности легко продать, потому что золото и серебро имеет на рынке установленную цену и всегда найдутся желающие купить их.

Кучка детей, трогательно прижимающихся к коленям матерей, также была одета в праздничные хлопчатобумажные худум30. Большинство мальчиков имело на головах фезы31 или тюрбаны; причёски девочек ничем не отличались от причёсок их матерей, только на коричневых детских личиках более отчётливо проступали широкие шрамы племенных знаков.

Члены команды и собравшиеся на помосте провожающие обменивались между собой последними прощаниями, пожеланиями счастливой дороги и быстрого возвращения, когда внезапно раздался басовый рёв сирены. Пан Равич с Дзикой, находившиеся на палубе «Нефертити», быстро попрощались с паном Гораем и Яцеком и покинули корабль.

Рёв сирены раздался во второй и третий раз. В мгновение, когда матросы втягивали трап на палубу, Яцек что-то вдруг вспомнил. Он ринулся в свою каюту и вскоре вернулся, неся в руках африканский наплечник, искусно сплетённый из грубых волос слоновьего хвоста, который он ловко бросил прямо в руки стоящей на помосте Дзики и воскликнул:

– Это тебе, Дзика! Чтобы у тебя было меньше сожалений, что ты не с нами! Покажи себя молодчиной в Каире!

Он не услышал ответа девочки, так как «Нефертити» вздрогнула, в ее внутренностях заскрежетали и запыхтели машины, а под лопатками колеса, расположенного за кормой, запенилась вода. Освобожденный от швартовых, корабль отчалил от помоста пристани и, провожаемый возгласами с берега, направился нижним рукавом, разветвляющегося здесь Голубого Нила прямо на запад.

Достигнув мыса Хартум32, где Голубой Нил соединяется с Белым Нилом, судно миновало, находящийся в бассейне обеих рек, остров Дакин, который производил впечатление заботливо ухоженного сада, после чего, направив свой нос на юг, выплыло на широкие воды реки Бахр-эль-Абьяд, в глубине души названной Яцеком «Рекой Большого приключения».

3

В самом начале Бахр-эль-Абьяд широко разливается и напоминает более всего огромный пруд с плоскими берегами, на которых тут и там вырисовывались контуры зонтичных акаций или видны сакийе33, достигающие в диаметре восьми метров, деревянные колёса оросительных сооружений, обслуживающих тянущиеся вдоль берегов старательно возделываемые искусственно орошаемые поля ячменя и проса, а также овощные огороды, обеспечивающие столицу свежими овощами. А дальше на скудных выжженных солнцем пастбищах паслись стада горбатого крупного рогатого скота, верблюдов и коз под надзором конных арабских пастухов, закутанных от палящего солнца в белые хлопчатобумажные бурнусы34.

Потом река разделялась на два или больше узких рукава, охватывающих возникающие из волн многочисленные острова, поросшие травой или колючими кустами. На взволнованных сильным северным ветром водах начинали появляться одиночные островки травы и тростников, приносимые течением откуда-то с юга. У берегов тянулись теперь уже узкие языки камыша, контрастирующие своей светлой зеленью с тёмным фоном всё более густых рощ деревьев акации и мимозы, обволакивающих берега и заслоняющих вид на равнину. Но за этим занавесом пульсировала жизнь, так как время от времени в местах, очищенных от камыша, было видно то цветасто одетых женщин, стирающих в реке свои хлопчатобумажные платки, то мужчин, приведших на водопой скот, верблюдов, коней и осликов.