Нил Сорский и традиции русского монашества

В статье «Из истории русского монашества» ее автор, оставшийся неизвестным (П–нов), называет Нила Сорского преобразователем русского монашества, которому «принадлежит почин в насаждении скитского жития» в России, где почти единственная форма иночества до него оставалась общежитием[46]. Попыткой к преобразованию был также, по мысли автора, протест Нила Сорского против монастырских имуществ на соборе 1503 г. В статье подчеркивается, что сочинения Нила Сорского вырабатывали у монахов прежде всего аскетические воззрения на подвижничество[47].

По широте поставленных проблем и кругу использованных источников выделяется статья А. Правдина «Преподобный Нил Сорский и устав его скитской жизни»[48]. Он сделал первую попытку охарактеризовать церковный устав Нило–Сорской пустыни, особенности келейного правила иноков Нилова скита[49]. Автор отметил также влияние идей созерцательного направления (паламитских споров, исихазма), с которыми Нил Сорский познакомился на Афоне, на образ его монашеского делания[50].

Характеризуя содержание глав Нила Сорского «О мысленном делании», Правдин указал на их связь с теорией о пяти степенях мысленной брани византийского писателя IX в. Филофея Синаита[51]. Обобщая свое исследование, он отметил то новое, что внес Нил Сорский в русскую монашескую жизнь, — внутреннее делание, которое, по его мнению, было протестом против господствовавшего в общежительных монастырях механизма подвижничества и осталось недоступным общей массе русского иночества XV–XVI столетий[52].

Обстоятельный анализ особенностей взглядов Нила Сорского на церковную и монашескую жизнь дал в своей «Истории Русской Церкви» (1887 г.) митрополит Макарий (Булгаков)[53]. Он отметил, что главная заслуга Нила Сорского заключалась «только в том, что он собрал мысли отцев о внутреннем подвижничестве, разсеянные в их творениях, свел в одно стройное целое и, для удобнейшего руководства, предложил русским инокам в возможно сжатом виде»[54].

Нилов скит, по мнению митрополита Макария, отличался «от всех других наших обителей по внутреннему своему направлению, по тому умному деланию, которое должно было составлять главнейший предмет забот и усилий для всех скитников»[55].

Однако митрополит Макарий не противопоставлял взгляды Нила Сорского традициям русской монашеской жизни (что было свойственно многим исследованиям того времени). Он подчеркивал, что Нил Сорский не отвергал внешнего делания иноков, которое было свойственно уставу общежительных монастырей, а только напоминал о важности внутреннего. Устав Нила Сорского, по мнению митрополита, «как бы дополнил другие монастырские уставы… и составил с ними один устав, обнимавший всецело обе стороны подвижничества, внешнюю и внутреннюю»[56].

Работа митрополита Макария особенно интересна тем, что в ней дана оценка нестяжательных взглядов Нила Сорского уже с позиции Церкви XIX в. До него церковные историки только упоминали в своих работах о выступлении Нила Сорского на соборе 1503 г., но митрополит Макарий затронул вопрос об исторической реальности нестяжательной программы, которую предлагал Нил Сорский, в русских условиях XV–XVI вв.

Изложив общий ход собора 1503 г. по «Письму о нелюбках», он сделал вывод, что на соборе речь шла об отобрании всех владений у монастырей и святителей[57]. Далее, избегая какого бы то ни было противопоставления «иосифлян» и «нестяжателей», митрополит Макарий оценил позиции двух русских святых с точки зрения их исторической правоты и ошибочности. О взглядах Нила Сорского, высказанных им на соборе, он писал: «…мысли Нила Сорского справедливы, особенно по тому времени, но не вполне. Средств, какие указал преподобный Нил, взамен недвижимых имуществ, для содержания монашествующих решительно недостаточно. Он имел в виду монахов–пустынников, которые… не посещали ежедневно церкви, не отправляли всех церковных служб и имели довольно времени для рукоделия. Но и они не в состоянии были содержать себя только своими трудами, как доказал своим примером скит самого же Нила, состоявший всего из 12 братий и выпросивший себе у великого князя Василия Иоанновича ежемесячную милостыню по 155 четвертей ржаной муки»[58].

«Равным образом справедливы и мысли, какие высказал на соборе преподобный Иосиф Волоцкий, но также справедливы не вполне». По мнению митрополита Макария, монастыри того времени, чтобы избавиться от нареканий в стяжаниях, могли бы отказаться от сел — земель, населенных крестьянами, а просить от государя ругу[59].