Нимб для президента

Но на этот раз друзья-гурманы не были столь привередливы, как обычно, – сил на фантазии просто не осталось. Поэтому рыбный суп из стерляди и чавычи, устрицы, запечённые со шпинатом и тремя сортами сыра, и утка по-пекински показались поварам просто подарком судьбы, и даже сложный десерт, рецепт которого Эпштейн купил в Монте-Карло и теперь по памяти пытался воспроизвести, не смог испортить поварам настроение. Тем более что после утреннего конфуза варить кофе вызвали лучшего барриста Москвы.

– Ну, что Совет Федерации? – спросил Каганович у Эпштейна, потягивая белое мозельское под рыбный суп.

– Да что, – пережевав, ответил Эпштейн, который полдня посвятил беседам с влиятельными сенаторами, – будут за нас.

– Все?

– Необходимое большинство. А вот в Думе Андреев и премьер поработали, там у нас всего процентов двадцать наберётся, – и Эпштейн горестно вздохнул.

– А что министр МВД? – Каганович принялся аккуратно извлекать содержимое устрицы специальной вилкой.

– Трясётся, поц, Мамаладзе боится и Генерального прокурора, к тому же, – Владимир тоже перешёл к устрицам, запивая их «Кристаллом».

– А… Генеральный прокурор… – протянул Каганович, – да, этот может стать проблемой.

Генеральный прокурор был ставленником ещё тех, легендарных президента и премьера и был очень неудобен для всех. Впрочем, нынешний президент его тоже очень уважал.

– Ладно, нам сейчас Майоров важен, а остальное переживём. Пусть уже эти твои колдуны своё слово скажут, – Эпштейн доел устриц и ждал, пока официант положит ему кусок утки и нальёт красного вина. Из красных вин Эпштейн признавал только грузинскую «Хванчкару» и даже пытался как-то купить себе оригинальные виноградники и все права на торговую марку, но владельцы не продали, в чём Владимир подозревал влияние Мамаладзе, который тоже любил это вино.

– Володя, там не только мои, но и твои спецы работают, – уточнил Каганович.

– Слушай, Миша, да мои на фоне твоих незаметны, как голуби на фоне павлина, – Эпштейн иронизировал, так как не очень доверял мнению этих клоунов, которыми так гордился его друг.

– Ладно, давай послушаем, а то ведь они так от голода сдохнут, – Каганович вспомнил, что велел не кормить аналитиков, пока те не выдадут какую-нибудь значимую информацию.

К столу подошли двое – Аркаша и представитель команды Эпштейна – и смирно встали рядом, с вожделением поглядывая на остатки утки и попеременно сглатывая слюну.

– Ну, чего застыли, давайте, излагайте. Чем умнее скажете, тем быстрее поедите, хе-хе-хе, – Эпштейн напоследок добавил своего фирменного смеха, чтобы было убедительнее.

– Наше общее мнение таково, – начал человек Эпштейна, стараясь смотреть в сторону, – в ближайшее время некая группа людей попытается вылечить президента, и им это может удаться с большой долей вероятности. Одного из этих людей, как утверждают наши коллеги, – тут говорящий кивнул в сторону Аркаши, – зовут Руслан. Похоже, что это тот Руслан, который предложил этот «новый финансовый порядок», – тут аналитика передёрнуло от отвращения. – Если они это осуществят, то всё восстановится, как было, и проект Томилино будет продолжен в полном объёме. Действия генерала Майорова могут быть неэффективны, кроме того, этих людей поддержит Андреев. Но Майоров может стать серьёзной угрозой нам, – тут аналитик дал понять, что имеет в виду всех присутствующих, – причём с абсолютно неожиданной стороны. Им кто-то управляет, и этот кто-то не идентифицируется.

– Это, похоже, тот епископ, – вмешался Аркаша, – защита такая же. Вообще-то с Майоровым не всё ясно, но он однозначно опасен. Но и премьер тоже, особенно, если Колышеву удалось выжить. По поводу Колышева наши мнения разделились – пятьдесят на пятьдесят, не всё ясно.

– Вы согласны друг с другом? – Каганович спросил у обоих аналитиков.

– Если сведения, которые добывают ваши люди, правдивы, то – да, согласны. Но нас больше пугает Руслан.

– Кстати, «Нимб», вместе с изобретателем, скорее всего у Руслана, а не в Томилино, так что Майоров и здесь блефует, – опять добавил Аркаша.

– Ну что же, идите, кушайте, – и Каганович сделал знак менеджеру, чтобы тот покормил голодных работников умственного труда.

– Ну, что делать будем? А я ведь с самого начала не доверял этому генералу, – и Эпштейн зло покосился на Кагановича, который уговорил Эпштейна пойти на контакт с генералом.

Каганович поморщился, но намёк проглотил молча. Пять минут он сидел, думал, а потом выдал: