Нимфы

Аурелия притаилась под палубой корабля. За тысячи лет она научилась быть невидимой, а жизнь – или, скорее, существование – в тюрьмах и сейфах приучила ее к закрытым пространствам. Свобода не означала для Аурелии, что можно уходить и приходить, когда захочется. Она значила для нее только месть. Маленькие неудобства были для Аурелии сущей безделицей.

Под покровом ночи она иногда поднималась на палубу, а когда на горизонте появился мрачный архипелаг, поняла, что почти у цели. Митчелл дал ей фотографию нимфы и рассказал о холодном северном городе под названием Хельсинки.

Аурелия жила в заточении, но все изменения в мире были ей известны. Отголоски новостей просачивались даже сквозь толстые стены тюрем, а она умела соединить их в одну картину. Сатиры предоставляли ей пищу, но очень скудную. Когда судно делало остановку и вставало на якорь, она невидимкой отправлялась в порт и без труда отыскивала себе пропитание. От взгляда Аурелии мужчина впадал в оцепенение, и она способна была пробудить желание, легко дыхнув на него. Женщина знала, что ей нужны силы. Она собиралась уничтожить Энипеуса и не сомневалась, что ей это удастся, хотя соперником он был достойным. Но такая мысль только радовала ее. Кроме того, с помощью рыжеволосой нимфы она сможет удвоить муки Энипеуса. То есть Эрика, как он теперь себя называл. Аурелия закрыла глаза и вернулась в мыслях в тот миг, когда лежала в освещенном факелами зале с колоннами. Черная ночь Элеуса смотрела в распахнутые окна. Аурелия слышала стрекот цикад и чувствовала близость Лаэртеса – стражника, который стал ее любовником. Она не знала, было счастьем или бедой, что Энипеус поручил это именно Лаэртесу. Может, многие верили в то, что он, самый сильный и честный, сможет устоять перед чарами Аурелии. Но Энипеус поставил подножку себе, потому что Аурелия сама не смогла противостоять Лаэртесу. Она влюбилась, хотя до этого не любила никого и никогда и так сильно никого не желала. Ее любовь могла погубить Лаэртеса, поэтому она любила его так, чтобы не ставить под угрозу его жизнь. Любовь ее была тайной, она жила только за закрытыми дверями, дышала только взглядами, легкими, будто случайными прикосновениями, словами, произнесенными шепотом.

Полнолуние, dikhomenis, наступило в тот месяц, когда день и ночь были равны друг другу. Тело Аурелии раздирали страшные муки. С нее стекал пот, ее знобило. Внутри нее горел огонь, который скручивал и изгибал ее. Она пыталась молча переносить боль, но стоны слетали с ее губ, и Лаэртес слышал их. Роковой момент настал.

Аурелия помнила суровое и мужественное лицо Лаэртеса так отчетливо, будто только сейчас провела кончиками пальцев по его лбу, прямому носу и сильному подбородку. Лаэртес сел на колени перед ней, и Аурелия увидела, как ее муки отразились в его глазах.

– Нет, ты не можешь, – выдохнула Аурелия, видя, как Лаэртес принялся раздеваться. – Энипеус хочет, чтобы эта луна убила меня. Если ты сохранишь мне жизнь, то начнешь войну против него.

Лаэртес не ответил, а запустил руки под ее белую тунику. Ее кожа была такой горячей, что почти обжигала Лаэртеса.

– Я не прощу себе, если не осмелюсь помочь, – сказал Лаэртес. – Мне все равно, даже если это будет стоить жизни. Не препятствуй мне.

Аурелия прижалась к любимому, но не торопилась его целовать.

– Когда я приложу свои губы к твоим, вдыхай меня, – низким голосом произнесла Аурелия, потому что мужской запах уже кружил ей голову. – Дай моему дыханию проникнуть внутрь тебя. Возьми меня. Если ты умрешь, то часть меня умрет вместе с тобой.

Лаэртес предался ее поцелуям и любви.

– Моли´ Энипеуса о моей пощаде, – прошептала Аурелия, когда они лежали рядом на мраморном полу. – Я не готова отказаться от жизни и от тебя.

Наказание было неизбежным. То, что Аурелия осталась в живых, доказывало: Лаэртес спас ее и к тому же скрывал случившееся. Их привели к Энипеусу. Аурелия до сих пор не забыла, как его почти черные глаза стали красными от ярости, но вел он себя сдержанно.

– Слуга и нимфа ослушались меня? – спросил Энипеус. – Хорошо, любите друг друга.

Лаэртес глянул в сторону Аурелии, однако нимфа знала, что им никогда бы не позволили принадлежать друг другу и быть счастливыми.

Энипеус встал со стула и огляделся, пока его взгляд не наткнулся на брата Лаэртеса. Он спокойно подошел к мужчине, положил ладонь ему на грудь, и через несколько минут тот замертво упал на землю. Лаэртес пытался накинуться на Энипеуса, но его крепко держали.

– Да, любите друг друга, – повторил Энипеус. – Но за это вы понесете наказание. Я соберу отряд сатиров, единственной задачей которого будет уничтожать по одному из твоих родственников каждый день, мужчину или женщину – неважно. Я не успокоюсь, пока не будут уничтожены все до последнего.