Нина (поколение войны)

– Вот и попалась, гадюка! – победным визгом верещала Клавдия.

– Чего тебе, сумасбродная. – от неожиданности и боли та присела.

– Ну, посмотри еще на моего Ванюшу, я тебя на твоей же косе повешу!

– Да сдался мне твой Ванечка. – расхохоталась пойманная за гриву Фроська.

– А то не ведала я, как ты лиса блудливая вокруг него плешивым хвостом виляла.

– Да нужен он мне – не прекращала хохотать вдова.

Из правления вышел Петр. Фрося вдруг завизжала, заплакала, умолять стала. Клаша обомлев, пыталась высвободить руку, но та вцепилась в нее мертвой хваткой и словно судорожная стала кидаться из стороны в сторону, визжа во всё горло, на глазах у изумленных сельчан, сбежавшихся на представление.

– Все! Довольно! – Крикнул Петр, пытаясь оторвать Клашу от обидчицы, но та и не собиралась прекращать жертвоприношение густой косы. Лишь удалось прыгнуть к спасителю на шею, выпустила руку ревнивицы, которая тут же скрылась в садах за сараями.

– Спасибо, Петенька, ты жизнь мою спас от безумной. – обнимала Фрося мужчину прижимаясь к нему всем телом.

Тот не понимал, что происходит. Одобрительно пошлепал потрепанную, по плечу и попытался оторвать, но та, без чувств рухнула наземь. Пришлось тащить в правление. Вызвали доктора, дали нюхательную соль, то очнется, то опять в припадок падет. Гутарила, что убить её Клашка грозила, детей сиротами чуть не оставила и вообще она опасная для государства советского, так как против всех заветов Ленина, на мать многодетную руку поднять осмелилась. Отец Петра, председатель и бывший староста Ерыкалов Сергей на своем веку видал многое, но таких актрис и в большом при царе батюшке не было. Насколько искусно она играла жертву. Но, старика не провести.

Отправив сына за водицей, он присел на стул рядышком. Из-под густых нахмуренных бровей, холодным взглядом окатил симулянтку.

– Ну, и чего ж ты хочешь?

– Хочу наказание для душегубки бесстыдной. Огромную травму она мне нанесла. Боюсь я теперь за жизнь свою и детишек.

– Да полно! – улыбнулся председатель. – Клашу с малолетства знаю, добрая, хорошая, покладистая росла, в жизни мухи не обидела.

– А выросла сумасшедшая! – перешла на визг Фрося, бестактно перебив Сергея.

– Ну, лиса! Лисица! – потер усы, заглядывая прямиком в бесстыжие глазища. – Так я ж видел все.

– Так вот и накажите, что бы неповадно было на честных людей кидаться!

– Честные, чужим мужьям на шеи не кидаются, и представленья концертные не устраивают. Так кого ж я наказать должен?

– Я совсем вас не понимаю. – Фрося встала, забрав подбородок. Душевную и сердечную боль как ветром сдуло. Уж была в дверях. Как Сергей ей в след кинул.

– Только попробуй к Петру моему хоть близко подойди!

– Вот захочу и подойду! – женщина бросила многозначный полный злобы и гнева взгляд, что председателю поплохело.

– Семья у них и дочка красавица! Не позволю! – хватаясь за сердце, подскочил со стула мужчина.

– А я и спрашивать не буду. – вильнув юбками, плутовка была такова.

Сергей был телом еще крепок, да сердцем слаб. Из-за переживаний сельских, гутарств бабьих сдал сильно. Сердечко чаще шалить стало, да и года уже не молодые.

***

Нина росла послушной и покладистой, с ранних лет помогала матери по хозяйству, выполняя работу которую сверстникам не доверяли. Ходила на птичник, не ради забавы, думала, что если каждую не погладит и с руки не покормит, то курочки обидятся могут. Вставала на рассвете и вместе с Настасьей на работу собиралась.

– Ну, пожалуйста, – уговаривала маму девочка, – я мешаться не буду, помогу, курочек покормлю, водицы им налью, да и вам легче.

– Да что ж тебе неугомонной, дома не сидится и по улице не бегается? – удивлялась Настасья.

– Да пусть идет, раз её так хочется. – заступался за дочурку Петр.

– Но тогда, идем.

Птичник располагался не далеко от дома, ближе, чем коровник и телятник, а свинарник вообще за выселками у полей стоял. Туда и пристроилась пришлая Ефросинья. Работа тяжелая, зато денежная, все рты прокормить сдюжит. Настасья по её поводу особо не переживала. По селу много дурного по душу её ходило, эти сплетни и успокаивали. Да и не верила Настасья, что Петр её на особу такую глаз положить может.

– Мама, мама, смотри, бабочка! – по лугу вдоль дороги летала огромная Крапивница с красивыми крылышками. Нина уже хотела её поймать, но Настасья не позволила.

– Не надо! У них и так жизнь коротка, пусть летает и глаза радует.

– А почему? – удивилась Ниночка.

– Все мы рождаемся, живем и умираем. Каждый в свое время. А у бабочки на всю жизнь всего день один.

– Так мало? – слезка покатилась по румяной щечке.

– Ты чего? – женщина остановилась, склонившись к дочери. – Утри слезки, уныние страшный грех. Для нас это день, а для нее это целая жизнь. Да и природу уважать нужно, а коли все живое да красивое себе присваивать, ничего на Земле родной не останется.

– Хорошо, что курочки не бабочки. А то кто бы нам яички нес. – задумалась девочка.

– И правда. – Настасья улыбнулась.

– Мама, теперь я буду каждый день их навещать и всех с руки кормить.

– А зачем с руки то?