Ниндзя с Лубянки

Чемодан, копии протоколов задержания и осмотра груза, а также сам груз, включая белье и газеты (на предмет содержания зашифрованных записей), немедленно высылаются ближайшим курьерским поездом в Москву в сопровождении оперуполномоченного Ачинского ОГПУ Н. Н. Моисеенко и агента С. Д. Лиходеева.

В адрес полпреда ОГПУ на Дальнем Востоке выслана телеграмма с сообщением о крайней важности изъятого груза и предложением об оперативной фиксации встречающих его граждан».

Телеграмма пришла на Лубянку уже после того, как опергруппа, к которой присоединились следователь Юдин и агент Марейкис, приехала в пыльную и грязную, похожую на заброшенную деревню, Марьину Рощу и отыскала нужный двухэтажный дом под номером 43. Из двух квартир на втором этаже первого подъезда одну – в пять больших и маленьких комнат – занимал профессор Московского института востоковедения Петр Николаевич Макин с женой – француженкой, гражданкой Союза ССР, Эрнестиной Жоффруа. На подходе к дому к руководившему наблюдением Миронову вывернулся из подворотни подозрительного вида субъект в тельнике под расстегнутой до пупа рубахой, в полуспущенных штанах, кое-как заправленных в разбитые кирзовые сапоги, и в морской офицерской фуражке старого образца со сломанным козырьком. От субъекта сильно несло каким-то пойлом вроде самогона, но почему-то с явственной отдушкой керосина.

– Товарищ Миронов, только что в дом вошел подозреваемый! Свет пока горит только на кухне… Нет, вот сами гляньте – в комнатах зажегся, – и вонючий «матросик» ткнул грязным пальцем в сторону светившихся окон на втором этаже. Группа подходила к нужному дому.

Марейкис, облаченный в свой прекрасный серый костюм, брезгливо, но с интересом посмотрел на агента наружного наблюдения:

– Не переигрываете? И чем воняет так?

– Никак нет, – с достоинством ответил «матросик», – тут место соответственное, товарищ, не Красная площадь. А сидеть долго приходится. Как не таись, а все заметно. Вот легенду и разработали с товарищем Мироновым, чтобы для долгого залегания.

Миронов, не глядя на разговаривающих, а только пристально всматриваясь в освещенные окна, одобрительно покачал головой: мол, да, разработали.

– И воняет неспроста. Чтобы поменьше лезли. Я, как народ вечером с работы начал стягиваться по домам, драку затеял у керосиновой лавки. Мне по роже дали, я, конечно, специально подставился, и полбидона керосина на рубаху вылили. Все видели, все натуральненько. А потом как пострадавшему, народ тут душевный, – усмехнулся агент, – еще и стакан поднесли. Я его, понятное дело, пить не стал, сыграл, что в припадке еще, и его тоже на себя опрокинул. Так что теперь меня тут вроде как все знают, а из-за вони даже собаки шарахаются. Для работы – исключительно удобно.

– Здорово, – с искренним восхищением похвалил наружника франтоватый Чен, а тот в ответ внимательно посмотрел ему в лицо очень ясными глазами и ответил неожиданно совсем другим голосом, без пьяного сюсюканья и совсем избавившись от просторечных оборотов:

– Благодарю вас, коллега. Я в молодости, знаете ли, мечтал в театре играть, в оперетте, да не пришлось. Сначала маман не пускала – недостойно дворянина. Потом революция, Гражданская… Вторую студию МХАТ окончил. Сейчас однокурсники мои в театре все – Миша Яншин, Коля Баталов. Но мне, знаете ли, скучно стало. Ставка не та. Там – аплодисменты или яйца тухлые в случае провала. Если, конечно, публика с голодухи их во время спектакля не сожрет. Здесь – жизнь. Коли они, – тут агент слегка кивнул в сторону окон Макина, – никогда не узнают, кто я на самом деле, значит, науку Константина Сергеевича я лучше мхатовских стариков преуспел. Вот так-то. Вы, я вижу, должны меня понимать…

– Какого Константина Сергеевича? – опешил не ожидавший такого поворота Чен. – Станиславского?

– А вы еще у кого-то изволили искусству перевоплощения учиться? – с легкой насмешкой переспросил совсем не пьяный и оказавшийся таким непростым «матросик» и снова поддавил Чена. – У него, разумеется. Я вижу, вы тоже человек не самый обычный.

– Товарищи чекисты, разговор о театре можно считать оконченным? – ехидно поинтересовался Юдин. – Или мы зайдем к фигуранту, расскажем о наших предпочтениях в этом сезоне? Устроим пролетарский диспут, как товарищ Луначарский с попом-патриархом Тихоном?

Оперативники притихли, приглядываясь к освещенным окнам. Ни шума ссоры, ни каких-либо других звуков на улицу не долетало. Юдин задумался на миг, поправил кобуру с наганом и скомандовал:

– Иван Федорович приказал действовать по обстановке. Как старший по званию и должности, принимаю командование на себя. Миронов, будете руководить группой непосредственно во время задержания и обыска. Ваши пусть не высовываются. Включая ученика Станиславского, – усмехнулся беззлобно следователь, – Марейкис, вы остаетесь с группой наблюдения. Пупков, найдите дворника и еще кого-нибудь, будут понятыми.