Исторические подробности мало волновали Гоэмона. Юношу сильно смущало предложение Комэ ди Торреса сопровождать его в Гоа. Это никак не входило в планы молодого ниндзя, да и ямабуси, который присматривал за своим учеником, тоже был озабочен. Горного отшельника одолевали дурные предчувствия (в отличие от Гоэмона, которому идея познать мир, по здравому размышлению, очень понравилась), но принимать решение нужно было срочно, и он через тюнина клана Хаттори передал юному гэнину приказ следовать (и следить) за Комэ ди Торресом везде.
Старец прекрасно понимал, что шанс проникнуть в главный храм идзинов (а в Гоа кроме миссии доминиканцев теперь уже находился и архиепископ) дано не каждому лазутчику клана Хаттори, и упустить его непростительно. Гоэмон был очень наблюдательным, и ямабуси не сомневался, что информация юноши будет ценной и обязательно понадобится в будущем.
Комэ ди Торрес очень привязался к молодому человеку после поездки на озеро Икэда. Его восхитило даже не мужество Гоэмона, который ввязался в смертельную схватку с тремя (тремя!) разбойниками, а его фанатичная преданность долгу. Ведь он мог просто сбежать, предоставив Комэ ди Торресу самому решать свои проблемы. Ан, нет, юный слуга грудью встал на защиту своего хозяина. Притом сражался он, как воин, закаленный в боях. Это иезуит как бывший конкистадор знал точно.
Преподобный не стал интересоваться, откуда у Гоэмона такие познания в военном деле. Ему уже было известно, как самураи воспитывают своих детей, он знал, кто такие ронины, и предполагал, что юноша принадлежит к какому-нибудь обедневшему роду, относящемуся к воинскому сословию Чипангу. Комэ ди Торрес не стал расспрашивать Гоэмона о его прежней жизни, так как уже понял, что гордость у молодого человека стоит на первом месте и он вряд ли откроет ему свою душу. Кроме того, он оставил до поры до времени и свои попытки обратить юного язычника в истинную веру.
Комэ ди Торрес твердо решил сделать Гоэмона своим телохранителем, предложив достойное вознаграждение. Ему крайне нужен был во враждебном окружении язычников верный человек. Его миссионерская деятельность в Чипангу со временем начала наталкиваться на глухое сопротивление, притом не столько владетельных князей и народа, сколько буддийских монахов, которые вполне справедливо видели в христианских проповедниках соперников, покушающихся на основы их бытия и на доходы храмов.
Предложение иезуита несколько спутало планы ямабуси. Да и Гоэмон был не в восхищении от того, что Комэ ди Торрес знает о его способностях. Ему хотелось по-прежнему представляться недалеким малым, который служит хозяину за миску риса и одежду, не более того. Но былого не воротишь, и планы приходилось менять на ходу. Когда Комэ ди Торрес дал юноше деньги, чтобы тот купил себе хотя бы танто, ямабуси прислал Гоэмону его ниндзя-то. Кагосима не Киото, где право носить меч имели немногие, здесь нравы были попроще, да и народ, опасаясь нападения пиратов вако, вооружался чем мог и как мог, а князья Симадзу смотрели на все это сквозь пальцы…
Каракка не спеша забралась на гребень высокой волны и вдруг резко ухнула вниз, да так, что сердце замерло в груди. Гоэмон судорожно схватился за веревочную лестницу, по которой бегали, как обезьяны, португальские матросы, когда работали с парусами, и услышал смех над ухом. Он обернулся и увидел ухмыляющуюся физиономию соотечественника Андзиро, который давно принял христианство и теперь носил новое имя – Пауло де Санта Фе. В свое время он сбежал в Гоа от гнева даймё, где и был крещен.
Андзиро пользовался большим уважением Комэ ди Торреса, ведь он был одним из спутников преподобного Франсиско Ксавье, первого из монахов-доминиканцев, ступившего на землю Чипангу. Андзиро принял и последний вздох папского нунция, который умер в декабре 1552 года на острове Сянган близ Кантона. Франсиско Ксавье направлялся в Срединную империю с намерением и там основать христианскую миссию.
Новообращенный католик Пауло де Санта Фе, несмотря на свою спесь, был человеком недалеким. Но Гоэмон относился к нему настороженно и вел себя с Андзиро, как низший с высшим.
– Что, испугался? – весело спросил Андзиро.
– Да, господин… – кланяясь, вежливо ответил Гоэмон.
– Разве это шторм? Это просто легкий ветерок! Вот когда мы вместе с преподобным Франсиско Ксавье… – и Андзиро в который раз принялся рассказывать Гоэмону перипетии, связанные с появлением папского нунция в Хондо.
Юный ниндзя бесстрастно смотрел на Андзиро, но его взгляд проходил сквозь тело соотечественника, будто тот был стеклянным. Гоэмон напрочь отключил восприятие окружающей действительности и медитировал стоя. Голос Андзиро постепенно растворялся в шуме волн, да и сам шум затихал, в конечном итоге превращаясь в звенящую пустоту.
– …что с тобой?!
Андзиро уставился на Гоэмона, выпучив глаза с испугу. Юноша тряхнул головой, возвращаясь к действительности, и ответил:
– Извините, господин, мне стало дурно… Я немного полежу.