Ниндзя в тени креста

И надо же было такому случиться, чтобы в тот момент, когда Гоэмон увидел Фернана де Алмейду, с ним произошел неприятный казус. Палубу заливали потоки крови, она стала скользкой, и чтобы удержаться на ногах, нужно было прикладывать немало усилий. По этой причине противники часто падали, барахтались, сцепившись врукопашную, душили друг друга и добивали ножами. Даже тяжелораненые пытались помочь товарищам, на последнем издыхании нанося удары мечом или саблей уже в лежачем положении.

Такая же неприятность приключилась и с де Алмейдой. В самый неподходящий момент, отбивая выпад турка, закованного в броню (пираты бросили против латников всех, кто имел защитное вооружение), он поскользнулся и упал. Прикрыть его было некому, каждый наемник уже имел противника (а то и двух), с которым приходилось сражаться в полную силу. Тут уже не до помощи командиру, когда твоя жизнь висит на волоске.

Противник де Алмейды радостно вскричал и поднял свою кривую саблю для решающего удара. Не раздумывая, Гоэмон пустил в направлении пирата целый рой сюрикенов, нимало не заботясь, что его самого могут сразить. Но, похоже, вступить с ним в бой в этот момент желающих не нашлось. Пираты видели гибель своего капитана и решили до поры до времени не связываться с таким сильным бойцом.

Гоэмоном на этот счет сильно не обольщался; он понимал, что пауза будет продолжаться недолго, – головорезам, которые занялись разбойным ремеслом, жизнь не настолько дорога, чтобы цепляться за нее изо всех сил. Они ни во что ее не ставили, так же, как и жизни своих жертв. Конечно, всем пиратам хотелось разбогатеть, изрядно пограбив в южных морях, но их фанатичная вера не предполагала праздновать труса; иншаллах – на все Божья воля.

На удивление, почти все сюрикены достигли цели. Пират был утыкан ими так, словно наткнулся на дикобраза с его длинными иглами. К сожалению, ни одно попадание сюрикена не было смертельным, но осман заревел от боли и, как слепой, начал бестолково размахивать своим клычем во все стороны, забыв о де Алмейде, который скользил по доскам палубы и все никак не мог встать на ноги. Гоэмон подскочил к пирату и мигом прекратил его страдания, вогнав ниндзя-то прямо в незащищенное панцирем горло.

– Теперь я твой должник! – вскричал Фернан де Алмейда, который все видел. – Лихо!

Неизвестно, чем бы закончилось сражение португальцев с турецкими пиратами, но едва де Алмейда произнес свою тираду, как налетел шквал невероятной силы. Похоже, его предвестником служил необычный штиль, благодаря которому гребные суда пиратов сумели тихо подобраться к сонному галеону. Паруса корабля стали тугими, и он мощно рванул вперед, как застоявшийся жеребец, потащив за собой суденышки османов. Раздались испуганные крики пиратов, они начали покидать палубу галеона и рубить веревки, связывающие галиоты и фусты с «Мадре Деуш», и вскоре о недавнем сражении напоминали лишь абордажные крюки, впившиеся в борт португальского корабля, да мертвые тела, разбросанные по палубе, густо окрашенной кровью в алый цвет.

Гоэмон доковылял до веревочной бухты и сел, опираясь о свой ниндзя-то. Его вдруг охватила сильная усталость. Все-таки он еще не совсем оправился от скитаний по морю. Но в душе юного синоби расцветали лилии – он победил! В первом настоящем бою он не пас задних, а сражался наравне с опытными воинами! Гоэмон углубился в свои переживания. Он не замечал суеты, которая воцарилась на галеоне по причине надвигающейся бури. Он вообще ничего не замечал, отключившись от действительности. В этот момент Гоэмон казался себе оперившимся птенцом чайки, который впервые стал на крыло и поднялся над необъятным океаном до самых небес.

Глава 12 Лижбоа

Подстрекаемый любопытством, Гоэмон бесцельно слонялся по улицам и площадям Лижбоа[66]. Так идзины называли свою столицу. Она поразила юношу с первого взгляда – когда галеон вошел в устье реки Тежу и с величавой неторопливостью направился к пристани. На первый взгляд было непонятно, река это или еще океан, потому что Тежу, делая большой плавный изгиб вокруг Лижбоа, разливалась широкой дельтой. И только хорошо присмотревшись, можно было увидеть противоположный берег.

Город раскинулся на семи холмах. Впрочем, плотнее всего застроен был только один; на остальных стояли небольшие домики, издали напоминая игральные кости, кучно брошенные рукой опытного игрока на зеленый бархат, да несколько церквей. Дома сбегали к реке стройными рядами, начинаясь от мощной крепости, венчавшей самый высокий холм. Все они были розовато-пастельных тонов и вместе с красными черепичными крышами придавали городу праздничный вид.

Фернан де Алмейда, с волнением глядя на приближавшуюся столицу Португалии, гордо сказал Гоэмону, нимало не заботясь, поймет он его или нет: