Ниночка

Сев в машину, Нина чуть повернула голову, оглядывая особняк. Вот ведь у нее характер. Ей хотелось, очень хотелось появиться здесь не в качестве прислуги, и теперь она это сделала. Сегодняшнее посещение доставило удовольствие.

Дрогнуло у нее сердце при виде Василия? Дрогнуло… Но не очень.

– Юра, газуй.

На работу Нина приехала в шесть вечера. Она заскочила в лабораторию, сдала агар-агар и мышей. Лаборантка Зина сделала большие глаза.

– Тебя здесь обыскались. Немедленно иди к Эльзе, там сейчас скандал.

Нина подошла к кабинету главврача и услышала шум за дверью. В принципе, она не должна была туда заходить, неэтично присутствовать при разносе своего начальника, но отказать себе в этом удовольствии она не могла и тихо проскользнула в кабинет.

Разъяренная Эльза Евсеевна дурным голосом выговаривала стоящему перед ним Дмитрию Савельевичу:

– …Сейчас ты работаешь для нее, а не наоборот. У нее пока, только пока нет диплома. Ты, Дима, хороший специалист, а у нее дар божий. Если ты еще раз без согласования со мной снимешь ее с приема, считай, что твоя карьера в этой клинике закончилась. Пойдешь в районную поликлинику, старушек пользовать.

Нина сиротливо стояла в сторонке, слушала. Эльза Евсеевна заметила ее и предложила сесть. Дмитрий зыркнул на свою медсестру с искренней ненавистью и вышел. Эльза Евсеевна еще раз попросил Нину сесть.

– Я боялась, что ты обиделась и решила уйти. Мне девушки на ресепшене сказали, что ты, выходя из клиники, злилась и нервничала.

– Да, радости было мало. Мне можно идти? Думаю, сегодня придется задержаться.

– Конечно! – Эльза сцепила красивые руки. – Ты с полуслова понимаешь меня. Иди, детка, работай.

Не желая добивать страдающего болезненным самомнением врача, Нина подошла к кабинету с чуть опущенной головой. Пациентки, не менее десяти человек, всполошились при ее появлении.

– Ниночка, Ниночка, благодетельница, талант, феномен, – негромкие голоса женщин ласкали слух и зудом отзывались в пальцах.

– Я всех приму, – тихо пообещала Нина и вошла в кабинет.

Дмитрий Савельевич за весь вечерний прием не сделал ни одного злобного замечания, говорил только по существу.