Нёкк

Адвокат откашлялся.

– Давайте вернемся к делу, – предложил он. – Профессор Андерсон, сэр, быть может, вы хотите о чем-то спросить?

Сэмюэл вскочил и принялся мерить комнату шагами. Подошел к книжному шкафу у стены и оглядел полки, чувствуя спиной взгляд матери. В основном поэзия. Множество книг Аллена Гинзберга. Сэмюэл вдруг поймал себя на том, что ищет номер того самого журнала, где был опубликован его рассказ: он понял это по разочарованию, которое испытал, обнаружив, что журнала в шкафу нет.

Он развернулся к столу.

– Скажи-ка мне вот что.

– Сэр, вы вне зоны действия микрофона, – предупредил адвокат.

– Я хочу знать, чем ты занималась все эти двадцать лет. И куда поехала, когда ушла от нас.

– Едва ли это имеет отношение к нашему расследованию, сэр.

– И что ты делала в шестидесятые. За что тебя арестовали. И почему по телику говорят, что ты…

– То есть ты хочешь знать, правда ли это, – перебила Фэй.

– Да.

– Была ли я радикалкой? Участвовала ли в протестах?

– Да.

– Арестовывали ли меня за проституцию?

– Да. Оказывается, я ничего не знаю о том, как ты провела один месяц в 1968 году. Я-то думал, ты была дома, в Айове, с дедушкой Фрэнком, дожидалась папу из армии. А тебя, оказывается, там не было.

– Да.

– Ты была в Чикаго.

– Очень недолго. Потом уехала.

– Я хочу знать, что случилось.

– Гм! – подал голос адвокат и забарабанил пальцами по портфелю. – Что-то мы отклонились от темы. Давайте ближе к делу.

– Но ты же не только об этом хотел меня спросить, так? – заметила Фэй. – У тебя ведь есть и другие, куда более важные вопросы?

– И до них дойдет. В свое время, – отрезал Сэмюэл.

– А чего ждать? Вот мы сейчас все сразу и выясним. Ну же, спрашивай. У тебя ведь на самом деле ко мне один-единственный вопрос.

– Давай-ка начнем с фотографии. На которой ты на демонстрации протеста в 1968 году.

– Ты же не за этим пришел. Задавай свой вопрос. Спрашивай меня о том, что действительно хочешь знать.

– Я пришел, чтобы написать письмо судье.

– Врешь. Давай. Задавай вопрос.

– Это к делу не относится.

– Задавай уже. Ну!

– Это неважно. Ничего такого…

– Согласен! – перебил адвокат. – Это несущественно.

– Заткнись, Саймон, – отрезала Фэй и пристально посмотрела на Сэмюэла. – Ему это важно. Он потому и пришел. Хватит притворяться, давай, спрашивай.

– Что ж, ладно. Я хочу знать: почему ты меня бросила?

Стоило ему произнести: “Почему ты меня бросила?” – как он почувствовал, что к горлу подступают слезы. Этот вопрос мучил его всю юность. Сэмюэл всем говорил, что мама умерла. Когда его спрашивали про мать, было проще ответить, что она умерла. Ведь когда он говорил правду, его спрашивали, почему же она ушла и куда, а он не знал. И тогда на него так странно смотрели, словно это он во всем виноват. Почему она его бросила? Он не спал ночей из-за этого вопроса, пока не смирился и не научился его игнорировать. И вот сейчас, когда Сэмюэл спросил ее об этом, его охватили прежние чувства: стыд, одиночество, жалость к себе, так что он с трудом выговорил последнее слово, потому что у него перехватило горло и он понял, что сейчас расплачется.

Сэмюэл с матерью с минуту смотрели друг на друга, потом адвокат наклонился, что-то прошептал ей на ухо, и Сэмюэл увидел, как потухла ее решимость. Мать опустила взгляд на колени.

– Давайте вернемся к нашей теме, – произнес адвокат.

– Мне кажется, я заслужил ответ, – возразил Сэмюэл.

– Давайте обсудим ваше письмо, сэр.

– Мне ведь ничего от тебя не надо, – продолжал Сэмюэл, – но неужели так сложно ответить на мои вопросы? Неужели я многого прошу?

Фэй отрешенно скрестила руки на груди. Адвокат выжидающе смотрел на Сэмюэла. Капли пота на его лбу набухли, как пузыри, грозя в любую минуту обрушиться на глаза.

– Знаешь, что меня больше всего потрясло в той статье из “Нейчур”, ну, про память? – наконец проговорила Фэй. – Оказывается, наши воспоминания буквально вшиты в мозг. Все, что мы знаем о прошлом, в прямом смысле на нас написано.

– Ты это к чему? – не понял Сэмюэл.

Фэй закрыла глаза и потерла виски: раздраженный и нетерпеливый жест, знакомый Сэмюэлу с детства.

– Неужели непонятно? – спросила она. – Каждое воспоминание – как шрам.

Адвокат хлопнул по портфелю и сказал:

– Все, хватит!

– Ты так и не ответила на мои вопросы, – заметил Сэмюэл. – Почему ты меня бросила? Что случилось с тобой в Чикаго? Почему ты никому об этом не сказала? Что ты делала все эти годы?

Фэй посмотрела на него, и вся ее жесткость словно испарилась. Она бросила на него такой же печальный взгляд, как в то утро, когда ушла.

– Прости, – ответила она. – Но я не могу тебе ответить.

– Ну пожалуйста, ради меня, – умолял Сэмюэл. – Ты даже не представляешь, как для меня это важно. Мне нужно знать.

– Я дала тебе все, что могла.

– Но ты же мне ничего не сказала. Почему ты ушла? Ну скажи!

– Не могу, – произнесла Фэй. – Это личное.

– Личное? Ты серьезно?

Фэй кивнула и уставилась в стол.

– Это слишком личное, – повторила она.

Сэмюэл скрестил руки на груди.

– Ты сама вынудила меня задать этот вопрос, а теперь говоришь: мол, это слишком личное? Да пошла ты!