Нёкк

– Ну вот, например, когда ты принимаешь ванну, вода проливается на пол?

Фэй подумала и согласилась: да, такое бывает.

– Так вот если ты пролила воду, нужно быстренько все вытереть. Иначе протечет в подвал и замочит ниссе. И тогда он очень обидится.

– И что?

– И разозлится.

– И что он сделает?

– А вот послушай, – ответил отец и рассказал ей историю.

Давным-давно на ферме неподалеку от Хаммерфеста жила красивая девочка, а звали ее Фрейя (тут Фэй улыбнулась оттого, что девочкино имя так походило на ее). Как-то в четверг вечером отец велел Фрейе отнести ниссе овсянку, сваренную на сливках. Девочка послушно пошла выполнять, что сказал отец, но по пути в подвал вдруг сильно проголодалась. Мама ее в тот вечер сварила отличную освянку, с коричневым сахаром, корицей, изюмом и кусочками баранины. Фрейе было жалко отдавать домовому такую вкуснятину. Девочка спустилась в подвал, спряталась в укромный уголок, съела всю кашу сама, вылизала миску и допила, что осталось на донышке. Не успела она вытереть подбородок, как на нее накинулся домовой и закружил в танце. Девочка пыталась вырваться, но хватка у ниссе была железная. Он прижал Фрейю к себе и запел: “Раз ты ниссе обокрала, так пляши, пока не упала!” Девочка кричала, звала на помощь, но домовой уткнул ее лицо себе в бороду, и ее мольбы никто не услышал. Домовой кружил Фрейю, скакал с ней по всему подвалу. Он двигался так проворно, что она за ним не поспевала, спотыкалась, падала, а ниссе снова ее поднимал, тянул за руки, рвал на ней одежду, пока Фрейя не рухнула замертво. Она побледнела, задыхалась, от платья ее остались одни кровавые лоскуты. Ее нашли утром: девочка была при смерти. Несколько долгих месяцев пролежала она в постели, но даже потом, когда Фрейя уже выздоровела, отец больше ни разу не попросил ее отнести ниссе овсянку.

– Прости меня за то, что я привела мальчишек в подвал, – сказала Фэй, когда отец закончил рассказ.

– Спи, – ответил он.

– Мне бы хотелось там побывать, – призналась Фэй. – На ферме в Хаммерфесте с темно-красным домом. Однажды я туда приеду.

– Нет, – возразил отец, и лицо у него при этом было такое же усталое и печальное, как когда он стоял один над гаснувшими угольями во дворе. – Ты никогда не увидишь тот дом.

Той ночью Фэй не сомкнула глаз. Несколько часов она не могла заснуть, прислушивалась к каждому шороху, к шелесту ветра: ей казалось, что это призраки или воры. Тени на стене от шевелившихся листьев складывались в страшные образы: грабители, волки, черти. Фэй била лихорадка, и, чтобы успокоиться, охладиться, девочка прижимала ко лбу и груди стоявший на тумбочке стакан воды. Она цедила воду и вспоминала историю, которую рассказал отец: “Иногда они тебя всю жизнь преследуют”. Фэй представляла, что внизу, в подвале, притаилось страшное существо, что-то невнятно бормочет и следит за ними: при мысли об этом ее охватывала жуть.

Она уставилась на пол, словно могла взглядом проникнуть в подвал, где рыщет домовой и жадно ее поджидает. Она опрокинула стакан, и вода пролилась на пол. Фэй увидела, что натворила, и перепугалась: на светло-коричневом коврике темнело пятно. Девочка представила, как холодная вода просачивается сквозь пол, сквозь трещины, клей и гвозди, стекает по листам железа и, собрав всю пыль и грязь, капает в подвал, прямо на злого духа, который прячется в темноте.

Глухой ночью Фэй обнаружили в подвале.

В предрассветный час родителей разбудил крик. Они нашли дочь внизу. Фэй так сильно тряслась, что билась головой о бетонный пол. Родители понятия не имели, как она там оказалась. Она не могла вымолвить ни слова, ничего не видела: лежала, закатив глаза под лоб. В больнице Фэй понемногу успокоилась. Доктора сказали, что девочка вообще нервная, у нее нервная дрожь, нечто вроде истерического невроза: все это значило лишь, что диагноза ей так и не поставили. Фэй велели соблюдать постельный режим, пить молоко и не волноваться.

Она ничего не помнила, но знала, что случилось. Фэй отлично все понимала. Она обидела домового, и тот ей отомстил. Он преследовал ее отца, перебрался за ним из родных краев, а теперь вот взялся за нее. В ту ночь ее жизнь разделилась на “до” и “после”. Из-за этого у Фэй начались приступы, из-за этого она стала тем, кем стала: плохой женой и матерью. И несчастье в Чикаго тоже приключилось из-за этого. Все это было неизбежно.

В жизни каждого человека случается травма, из-за которой прошлое разбивается на куски. У Фэй это было так.

4