Ниоткуда с любовью

— Нет, я уже наелась, бери сама.

— Обожаю колбасу.

— Да, я тоже… — Полина осеклась, перехватив взгляд Раскова. Удивительным был, пожалуй, сам факт того, что Полина восседает на этой кухне. Не менее заслуживало внимания и то, что они с Катькой ведут себя как закадычные подружки. А уж тот обрывок разговора, который Родиону удалось поймать…

— Простите, я вообще не ошибся адресом? — он пошел на площадку — специально — проверить номер квартиры. Полина закатила глаза — началось…

— Нет, — любезно откликнулась Катерина с набитым ртом. — А в чем дело?

— Просто мне кажется, я что-то путаю… — с искренним недоумением посетовал Расков, затем перевел взгляд на Полину: — И что ты здесь делаешь?

— Родион! — отец и дочь действовали слаженно. Переглянулись и отвели взгляды. Андрей Валентинович первым нарушил молчание:

— Вообще-то Поля пришла к тебе.

— Да ладно сказки-то рассказывать! Знаю я эти визиты — уже обсудили мою заблудшую душу?

Полина молчала. Впервые ей не хотелось отвечать, язвить, острить, выкручиваться, выискивать его слабые места… В этом фарсе она больше не хотела участвовать.

Родион бросил сумку на стул.

— Корчит из себя мать Терезу… — он не договорил, резко осекся. Похоже, понял, что перегнул палку.

Полина встала, закинула в сумку телефон, а сумку повесила на плечо и шагнула к двери. Через секунду хлопнула дверь.

Отец и дочь тяжело вздохнули и разбрелись по своим делам.

Родион посмотрел вокруг, на себя в зеркало и едва удержался от того, чтобы парочку раз не стукнуться лбом об стену.

Как и все люди, Родион Расков ненавидел чувствовать себя виноватым, а именно так он и вынужден себя был чувствовать. Паршивее всего, что это перед Полиной-то! Перед ней быть виноватым почему-то особенно трудно. Вдобавок, отец многозначительно молчал, убирая посуду со стола, Катька тихо попивала свой чай перед телевизором, переключая каналы с выключенным звуком, и вообще, вся обстановочка царила напряженная и «со смыслом».

— Я пойду… пройдусь, — неожиданно отчитался он, подчеркнув голосом, что собирается именно пройтись, а не куда-то еще. Его родственники одинаково и с одинаковым выражением на лицах кивнули, подтвердив свое родство. А Катька еще и прибавила ехидно вслед:

- Топай-топай! — Черт побери, его разобщенная неуклюжая семейка объединилась, встав на сторону Полины! Докатились…

Он скатился по лестнице, выбежал на улицу, озираясь по сторонам и будто ожидая, что девушка сейчас выскочит на него из-за угла. Но в это предвечернее время двор был почти пуст, за исключением пары-тройки бабушек со своими внуками. Разумеется, Полина уже ушла.

Больше всего он этого и боялся. Того, что ему все же придется идти к ней домой. Тащиться, просить прощения, выслушивать язвительные замечания в свой адрес…

Избежать этого уже не получалось.

…Полина обнаружилась у своего подъезда — видимо, хотела скрыться сразу, но грузчики, вносящие мебель, загородили весь дверной проем, и она мялась, не зная, что предпринять.

Родион знал. Схватил ее за руку и не позволил сделать шага в открывшийся дверной проем.

— Полька.

— Да?

Он ошибся. Она, судя по всему, не собиралась убегать. Полина особо и не торопилась, как будто все — даже непрозвучавшие еще Родионовы извинения — были ей глубоко до лампочки. Родион хотел было что-то сказать, а потом заметил ее взгляд. Все было совсем не так, как он ожидал. Ей действительно не нужны были его оправдания. Впервые он почувствовал это так явно и так остро.

Все действительно было между ними в прошлом. Все эти слезы, ссоры, дружба и вражда, соперничество, братство, все проведенные у озера и в Затерянной Бухте дни и ночи, вся несостоявшаяся любовь. И то, что было сейчас — а было ли? — являлось лишь остатком тех незавершившихся отношений, которые они с таким трудом сейчас вымучивали из себя, поминая прошлые обиды и причины, заставившие их расстаться.

Полина больше не могла чувствовать на себе их груз, потому что, как бы они ни хорохорились друг перед другом и что бы ни говорили, даже этот остаток мучил сильнее, чем реальные отношения. Все было слишком неопределенно.

Слишком. В детстве он умел читать ее, как открытую книгу. Даже ее дерзкие замечания и оскорбления он мог предвидеть с точностью до интонации. Просто им нравилась их игра, она захватывала, и никто третий никогда не был нужен. Возможно, потому они и перестали общаться когда-то — ускользнуло то главное, что связывало их или наоборот, его стало слишком много. Так много, что голова, сердце, легкие, больше не могли это вынести. И когда сейчас они свалились друг на друга со своими жизнями, личностями, вполне сформированными, с годами, полными всего, далекого от них обоих, оказалось, что тот вечер у пруда под дождем ничего не расставил по местам и не поставил точки. Все «то» потонуло новыми событиями, лицами, забылось, как забывается кошмарный сон, вспоминаемый редкими холодными вечерами. И быть может, для того, чтобы забыть его, а может, чтобы вспомнить и расстаться с иллюзиями, с самой большой иллюзией своей жизни, Родион Расков притянул Полину к себе и поцеловал.