Ниоткуда с любовью

- Умные люди попались. В детдоме у меня был потрясающий учитель — попал по распределению после Педа, по-моему. Он не считал нас уродами, отбросами общества — а ведь и такие встречались. Думали, что это жалость, но такое хуже всего. Многие ребята там вообще никогда не видели родителей, они распоясывались хуже некуда. Когда учителя понимали, что мы не ангелочки с крылышками… да откуда же им было взяться, мы об ангелах ни черта не знали!.. Так вот после некоторого времени работы в этом месте учителя вместо того, чтобы бороться за наши ангельские души, считали нас едва ли не уголовниками, с которыми в принципе ничего нельзя сделать. Жалость перерастала в презрение, доброта на словах больше никого не спасала — а такой доброты вообще, как мне кажется, не бывает. Вот так… а тот учитель был действительно потрясающим. Словно сразу умел видеть суть, избавляясь для себя от всего наносного. Он первым заметил, что я люблю рисовать. А рисовал я тогда, в основном, лишь одни дома…

— Дома, — с радостным, просветленным удивлением проговорила Машка.

- Да, — Олег слегка улыбнулся. — Именно этим ты тогда и подкупила меня. Работа, работа, работа — а в столе целая кипа рисунков с домами. Просто тогда я боялся, что эта идеалистичность однажды погубит тебя.

— Мне попался хороший наставник, — Сурмина слегка пожала плечами.

— Мне тоже. Он помог мне, вселил в меня уверенность, что я смогу достичь чего хочу. С тех пор, как я понял, что могу стать архитектором, я все бежал, бежал, бежал, преодолевая один барьер за другим. В 20 лет, правда, женился, но сам все испортил. Мне казалось, что брак — это торможение, а мне нужно было только лишь двигаться вперед. К цели. Все романтические фантазии не победили одного выигранного тендера. И никто не хотел быть на втором месте.

— Она поэтому ушла? Аня.

— Можно сказать и так. Мы слишком рано поженились. Мы оба были еще детьми. Когда осознали, что ошиблись, каждый постарался сделать вид, что это не так. Я ушел в работу, перестал появляться дома. Продвижение по работе — это сильно вскружило мне голову. А она… стала больше тусоваться по клубам, родители ее москвичи наплели тут ей еще с три короба. Короче, однажды… — Олег вздохнул, — я ее просто увидел с моим однокурсником. У них был роман и довольно продолжительный. Я же ничего не замечал. Мы поругались. Она ушла к родителям. А потом и вовсе сбежала. Папаша ее влиятельный как-то выбил нам развод. Документы мы подписали. Но я ее больше не видел. Она оставила мне свой портрет, который я нарисовал для нее в самом начале наших отношений, и исчезла из наших жизней.

— Зачем же она вернулась сейчас?

Красовский пожал плечами.

— Кажется, по работе. Я с ней поговорил. Не думаю, что у нее остались какие-то там иллюзии.

— Но взгляды она на тебя бросала самые бурные.

— Так. Сурмина! — Олег шлепнул ее ладонью по руке. — Ты мне веришь?

— Верю, — улыбнулась Маша и вдруг разозлилась. — Конечно, я тебе верю, Красовский, что за бредовый вопрос!

— Я люблю тебя. — Внезапно прошептал он. — Я люблю тебя, Маша Сурмина. И даже когда ты будешь уже не такой молодой, неопытной и наивной, а я стану старым, и девицы не будут западать на меня целыми толпами… я буду любить тебя.

Она засмеялась.

Она засмеялась, обняв его за шею — как любила это делать — и легонько вздохнув.

— Сегодня я вдруг поняла, что жизнь может преподносить невероятные сюрпризы.

- А встретив меня, ты этого не понимала?

— Кто сказал, что это встреча с тобой была для меня сюрпризом?

- Ты сама! — рассмеялся Олег.

— Это я погорячилась, — насмешливо возразила Маша, целуя его.

— Привыкли вы девушки брать свои слова обратно. — Олег оторвался от нее и, примерившись, поцеловал снова.

Так давно он мечтал это сделать.

XVIII