Ниоткуда с любовью

С ней он чувствовал себя ее ровесником, мальчишкой — не тем, каким он был в ее годы, потому что тот парень все свои силы и все свои эмоции отдавал тогда на учебу, единственную способную вырвать его из душного мира, — а просто парнем, который учится в другом городе и приезжает к своей девушке на последние скопленные деньги, ни капли не думая и не сожалея о таком их применении. Этот парень остроумный, немного легкомысленный, он слегка самоуверен и знает, что стоит только доучиться эти несчастные пару лет, и он достигнет успеха. Он вернется и заберет с собой девушку и даст ей все, о чем они так много и наивно мечтают осенними вечерами, разметая по парку разлапистые листья. Он знает, что их общее любимое время года весна, потому что распустившиеся деревья говорят им о новой жизни, новой и для них тоже. Он знает о многом, но многозначительно пережидает, понимая, что нельзя говорить о своих знаниях вслух. Просто каждое свершившееся делает его сильнее, просто он чувствует себя не на свои 20, а много старше, опытнее и мудрее, тем, кем ему только предстоит стать.

Олег понял, в чем прелесть взросления. Он-то уже точно знал, что возраст — это просто число, но прошедшие годы отразились в опыте, который он получил, когда его знания стали воплощаться на практике и принесли с собой все: и боль, и радость, и мудрость, и неуверенность, что знаешь об этой жизни все. И это стало таким важным, особенно, когда Маша появилась в его жизни. Он сошел с постамента своего «знания», и увидел, как один человек, всего один, может и отбросить тебя на десять-пятнадцать лет назад, и зашвырнуть на двадцать лет вперед, туда, куда долетает лишь только твой едва ощутимый страх, потому что эта жизнь показывает, что никто не знает, что будет в следующую минуту.

- Если бы я не жила в Затерянной Бухте, мне бы никогда не пришло в голову рисовать дома, и не пришло бы в голову вырваться оттуда. И я бы не захотела стать архитектором однажды. — Задумчиво начала Маша. Он посмотрел на нее сбоку. Она говорила тихо, будто обращаясь к самой себе. — И не пошла бы в архитектурный. И не устроилась бы к тебе.

- И мы бы не лежали сейчас в моей пустой квартире, — закончил Красовский немного насмешливо. — Ты же захотела стать архитектором не для того, чтобы меня соблазнить.

— Нет, конечно. Просто архитектор — это мечта всей моей жизни. К воплощению ее еще идти и идти — я же понимаю. Ну, а ты — я не ожидала тебя встретить. Не знала, что встречу, — поправилась она зачем-то. — И потому это самое лучшее, что происходило со мной за многие-многие годы.

Она села так, чтобы видеть его глаза. Подтянувшись на руках, он прислонился к спинке кровати и взял ее за руку. Пальцы были прохладными, и перебирать их было приятно, как может быть приятным простое прикосновение дорогого человека.

И сейчас — он чувствовал это — она вся глубоко увязла в своих мыслях, тех, что накрывали ее сегодня весь день, тех, из которых она обычно с трудом выбиралась, возвращаясь к нему. Он давно заметил, что для нее болезненным было слово «семья» так же, как для него болезненным было слово «дом» и потому особая насмешка заключалась в том, что он всегда хотел быть архитектором.

Но Маша, кажется, насмехалась не меньше него.

- Расскажи мне, — попросил он, слегка потрясая ее за руку. — Что бы там ни было, ты можешь мне это рассказать.

— Да, — задумчиво улыбнулась она. — Сейчас я чувствую, что могу. Мы на одной волне. На самом деле, все просто…

Маша росла не в такой благополучной и успешной семье, как Полина Орешина, и не в таком благополучном районе. Из своего окна она не видела моря, чувствовала лишь запах — аромат рыбы так и сквозил в воздухе, он пропитывал кожу, одежду, они приникал и приживался. И все приживались в нем. Это участь всех жителей их района — никаких видов, только благоухание. В те дни, когда она окончательно поняла, что не может больше оставаться частью этих домов и улиц, она много рисовала. Но не людей, природу, море. Она рисовала дома. Много, много прекрасных домов с сияющими чистыми окнами, виды из которых были намного привлекательнее видов из ее реального окна.

Она рано поняла, что если хочешь вырваться из этого пропахшего рыбой мира, где каждый вынужден был соблюдать особый закон выживания, никто тебе не поможет, кроме тебя. И для этого надо много работать. Очень много. Над собой и над тем, что ты хочешь видеть вокруг себя. Она так и не смогла стать здесь «своей», как ни пыталась. Затерянная Бухта не любила чужаков, а у Маши тогда не было рыцаря Родиона, который своим обаянием и стальным мечом мог сокрушить все преграды, вырастающие на ее пути. Она тогда не понимала, что нужно Бухте, чтобы та приняла ее, и не хотела понимать. Она просто замкнулась в себе.