Ниоткуда с любовью

Не сказать, что любая бумажка могла быть принята за письмо, нет, только вот какое-то странное чувство внутри, не оставляло сомнений — это было письмо от Нины.

Полина перевернула лист. На нем стояло одно слово: «Полине».

…Она еле высидела этот семинар. Толку от ее присутствия там, впрочем, было мало. Дважды она ответила невпопад, дважды преподаватель удивленно приподнимал брови, выслушивая ее ответ. А на третий раз он только посмотрел в ее сторону и… ничего не сказал.

Не ощущая ног, Полина прибежала домой сразу после пары, открыв перед этим трясущимися руками дверь, бросила пальто на вешалку, сумку в кресло, а письмо бережно положила на письменный стол в комнате. Разделась она в катастрофически рекордные сроки. Скорее, скорее, вернуться к этому письму и подумать, что делать с ним.

Первой мыслью, мелькнувшей у нее еще там, на лестничном пролете, было бросить письмо в мусоропровод и больше не думать об этом — с нее хватило предыдущего письма о страхах, которое сильно выбило ее из колеи. Но потом… то ли ей захотелось выяснить до конца всю эту историю с письмами, то ли она просто посчитала, что если не прочитает, то будет жалеть об этом, но только не прошло и двух минут, как он разорвала самодельный конверт и прочитала письмо.

…Письмо подложили в карман ее плаща. Можно было не сомневаться, что сделано это было уже в театре — утром она выворачивала карманы в поисках жвачки и не заметить письма до этого просто не могла. Но вот только когда же точно это было сделано? Когда они ждали Штроца, и ее пальто валялось рядом с ней в кресле? Пальто было у нее на виду все время, с той стороны, с которой оно лежало, ряд был пуст. А может быть, это сделал тот, кто обнимал ее напоследок в фойе? Штроц? Да нет… Долгушин? Да зачем ему это нужно и откуда бы он взял его? Тогда как это письмо попало ей в карман?!

Это была загадка, над решением которой Полина должна была сломать всю голову — и в этом тоже была элегантная задумка ее сестрички.

- Хм, спасибо тебе, — небрежно отбрасывая ее письмо, заметила Полина и пошла ужинать.

- Спасибо?! Ты потрясающе играешь, — кажется, Нина фыркнула. Полина лишь взглянула недовольно.

- А я не играю, — скривилась она. Нина ее раздражала — стоит себе спокойно у подоконника кухни, пилит ногти и мешает есть. Одним своим видом просто мешает.

- Знаешь, что меня просто раздражает… — не выдерживает Полина и бросает ложку на стол. — Меня раздражает, что ты считаешь, будто можешь управлять моей жизнью! Вот так просто… написав несколько писем, ты якобы можешь изменить меня и сделать такой, какой тебе хочется, чтобы я была! Тебе всю жизнь этого хотелось!..

Она нарезала круги по квартире, не замечая, что сестра всюду следует за ней, из кухни — в зал, из зала — в комнату, из комнаты — в коридор и опять в кухню. Везде, где бы она ни оказалась, сестра опережала ее, как делала это всю жизнь, и спокойно высиживала с ничего не значащим выражением на лице.

- Ну что ж, я тоже могу рассказать много о том, что меня раздражает…

- О, я не сомневаюсь, — откликается Полина.

- Да. Могу. И если бы я действительно не имела над тобой никакой власти, ты бы ни разговаривала сейчас сама с собой, думая, что отвечаю тебе я. — Спокойно отозвалась Нина, даже не повернув головы.

Полина моргнула. Отвернулась к окну. Она не сошла с ума, Нины не было за ее спиной, она знала это также точно, как и то, что единственная, разозлившая ее вещь лежала в ее комнате на столе. И Полина не знала, как избавиться от наваждений и перестать испуганно вздрагивать от простого белого листа, на которым тонким темным стержнем было выведено: «Полине».

Орешина не выдержала и, в конце концов, шагнула к столу, схватив сложенный лист, и еще раз развернула его.

«Полли, я знаю, ты там наверно бесишься, проклинаешь меня всеми возможными словами, ненавидишь, и фыркаешь сейчас, читая мое письмо. Я знаю, ты в смятении, даже если будешь уверять в обратном. Я знаю, ты наверняка уже не раз подумала, что я над тобой издеваюсь, особенно прочитав последнее письмо. Так и слышу, как ты орешь: «Кем ты себя возомнила? С чего ты взяла, что можешь за меня решать, как мне жить?!» Знаю-знаю, Полли, не отпирайся, передо мной можешь не придуриваться. Я знаю это также точно, как и то, что ты не можешь понять, зачем же я все это делаю. Зачем я мучаю тебя этими письмами? У меня есть ответ, и я не хочу больше держать это в себе.