Niro. Сборник рассказов.

— Твою мать!.. — прошипел Громов, загремел ключами — и ему на руки упала Ленка. Она не просто плакала — она рыдала так, что плечо Громова, в которое она уткнулась, мгновенно стало мокрым. Борис затащил её в квартиру — идти сама она явно не хотела, не могла, но и не сопротивлялась. Усадив её в прихожей, он снял с нее шапку и варежки, машинально утерев слезы со щек — она вдруг вздрогнула и отстранилась.

Громов присвистнул и сел рядом с ней на пол. Под левым глазом у Ленки расплывался огромный синяк размером с пятирублевую монету. Отстранилась она от его руки, несомненно, из–за боли.

Возле её зимних сапог постепенно увеличивалась в размерах лужа натаявшего снега, который Лена не отряхнула с ног. Она спряталась в ладони, заныла тонко и протяжно — со стороны могло показаться, что она эту лужу попросту наплакала. Борис хотел прикоснуться к её руке — она не дала, цыкнула на него сквозь плач, потом, отвернувшись, начала раздеваться. Громов помог, принял из её рук дубленку, шарф, расстегнул и стащил сапоги (тут она не стала противиться), провел в комнату, осторожно касаясь её спины ладонью. Помог сесть на диван, она подобрала ноги под себя и тут же натянула на них плед; Борис почему–то боялся спросить о том, что произошло.

Внезапно мелькнула мысль: «Колян!» Громов потрогал ноющую скулу, попытался представить себе, как сосед решает продолжить мщение и подстерегает в полутемном подъезде подругу Бориса… Да нет, не может быть! Тот уже сегодня кулаки почесал, да и денег получил сполна!

— Что… случилось? — осторожно спросил он, понимая, что в ответ получит самую обыкновенную истерику. — Кто?..

Ленка махнула рукой — она явно порывалась рассказать, но дыхание было напрочь сбито плачем, она едва не задохнулась в попытках произнести хоть слово. Громов сбегал на кухню, принес минеральной воды. Лена схватила его жадно, припала к краю и, не замечая, что половина выливается из трясущегося стакана, осушила оставшееся до дна.

Пара шумных вдохов, беззастенчивая отрыжка (Ленку всю аж подбросило на диване от газа минералки). Она махнула рукой еще раз, будто извиняясь.

— Бо–о-рька–а… — заныла она. — Меня уволили…

— Ни хрена себе, — сказал Громов. — Теперь так увольняют? Это что, отметка о тридцать третьей статье?

Он указал на синяк. Лена поняла это, осторожно прикоснулась к левой щеке кончиками пальцев, поморщилась, потом полезла в свою сумочку, которую так и не выпустила из рук, вытащила косметичку. Зеркальце отразило зареванную девушку с багровеющим кровоподтеком. Лена в сердцах швырнула зеркало на пол; Борис успел подставить ногу, оно не разбилось.

— Говори, — коротко приказал Громов. — Что бы там ни было — я это так не оставлю.

Опустив глаза в пол, Лена горько вздохнула. Борис присел рядом, обнял за плечи, погладил:

— Ты расскажи, а я подумаю, что буду с этим делать.

Ленка кивнула.

— Помнишь, Боря, я пару лет назад работала в штабе флота?

Громов кивнул.

— Тогда я с отличием закончила курсы, а в штабе требовалась секретарша для командующего, — продолжила Лена. — Ты это, конечно, все знаешь, я тебе рассказывала. Но одного ты не знаешь — я тогда не сама ушла, меня выперли оттуда в десять минут…

— Какое это имеет отношение к происходящему? — непонимающе поднял бровь Громов.

— А вот такое, — уже окрепшим голосом ответила Лена. — Я всегда была хорошей секретаршей — в положительном смысле этого слова. Адмирал не мог нарадоваться, всегда все на своем месте, все контакты отлажены, все бумажки по полочкам, все файлы в своих директориях. К прессе с заявлением — «Леночка, напиши!». К матросским матерям с речью — «Леночка, отредактируй!». Короче, без меня ни шагу не мог ступить…

Громов чуть не сказал пошлость. Лена это почувствовала, покачала головой:

— Ему уже сорок шесть лет было, трое детей… Ты на меня не дави взглядом, он мне непристойных предложений не делал. Короче — все было замечательно. До поры до времени. Сам понимаешь, периодически я имела дело с секретными документами — не настолько, правда, секретными, у меня уровень допуска был так себе, копеечный. Но на компьютер к адмиралу частенько подбрасывали файлы, для чтения которых у меня не было прав доступа. Мне они были и не нужны, я не утруждала себя похищением тайн у государства; но черт возьми, когда в течение полугода тебе на экран периодически вылезает окошко типа «Ваших прав недостаточно. Введите пароль…» — волей–неволей это надоедает, как какая–то нехорошая игра.

Громов немного подобрался на диване; рассказ, конечно, никакого отношения к синяку на лице пока не имел, но мурашки по спине уже почему–то побежали.