Нищета. Часть первая

Старый чиновник мог бы немедленно освободить бывшего учителя, поскольку было совершено очевидно, что полиция допустила ошибку; но в жилище задержанного нашли компрометирующие его рукописи. Они были аккуратно сложены на столе следователя, и их революционные по своему духу названия четко выделялись на веленевой бумаге: «Закат метафизических религий», «Заговор здравомыслящих», «Война мракобесам!», «Исследование законов общественного развития», «Революция посредством воспитания» и, в довершение — «Гибель существующего режима». Последний заголовок был подчеркнут красными чернилами.

Услышав, что арестованный — простой метельщик, следователь решил, что эти рукописи были найдены при уборке улиц. Чиновнику и в голову не приходило, что человек в положении Леон-Поля мог позволить себе писать о социальных проблемах или хотя бы читать написанное на эту тему другими.

— Где вы нашли эти рукописи? — спросил он.

— Я их не находил.

— Кто-нибудь их отдал вам на хранение?

— Никто.

— Вам известен их автор?

— Конечно.

— Кто же это?

— Я сам.

Следователь, претендовавший на проницательность, был огорошен. Он не мог прийти в себя от изумления и весьма досадовал на Леон-Поля за то, что последний так обманул его ожидания. На этого чиновника, как и на многих других людей, неотразимо действовала внешность. Ведь большинство судит о своих ближних по тому, насколько те осчастливлены фортуной. «Этот метельщик, должно быть, просто хвастается!» — решил следователь, который уже просмотрел крамольные сочинения и убедился, что хотя они и написаны в чрезвычайно пагубном, мятежном духе, но отличаются возвышенным философским стилем, несвойственным беднякам.

— Эти памфлеты в самом деле сочинили вы? — спросил он, сурово взглянув на задержанного. — Или вы утверждаете это лишь для того, чтобы скрыть от правосудия имя их настоящего автора?

— Эти «памфлеты», как вы их называете, написал действительно я.

— В таком случае, я не могу вас отпустить.

— Значит, при республиканском строе нельзя свободно выражать свои мысли?

Следователь нахмурился. Он был легитимистом, во всех своих неудачах на служебном поприще обвинял либеральный дух эпохи и ненавидел республику.

— Любая власть вправе защищать общество от опасных учений, — возразил он, — и суд обязан относиться к их авторам с предельной суровостью.

— Это ваше личное мнение, господин следователь?

— Оно основано на законе. Повторяю, я не могу вас освободить.

— Вы превышаете свои полномочия. Меня арестовали, приняв за другого; личность моя выяснена; закон и справедливость требуют, чтобы меня немедля освободили.

— Но если вы и не тот нигилист, которого ищут, вы все же опасный революционер, и правительство должно принять против вас самые энергичные меры.

— Раз вы полагаете, что это ваш долг, выполняйте его, но позвольте и мне поступить точно так же.

Следователь, как мы уже упомянули, считал себя беспристрастным. Обязанный внимательно выслушивать каждого обвиняемого, кто бы он ни был, он и теперь уделил этому время. Бывший учитель рассказал ему о поручении г-жи Руссеран, о своем беспокойстве за судьбу тысячефранковой ассигнации, которую надлежало передать Бродарам. Наконец он попросил разрешения написать Сен-Сиргу.

При этом имени следователь подскочил. Сен-Сирг!

Неужели бродяга-литератор знаком с архимиллионером, по одному слову которого чиновника могли назначить председателем Судебной палаты?! Ведь эксцентричный богач вертел, как вздумается, падкими на золото министрами республики. Всем известно, что самый титулованный из них задолжал ему огромную сумму… По-видимому, знакомство метельщика с Сен-Сиргом имело какую-то подоплеку… Есть люди, во всем видящие тайны; в особенности этим отличаются те, чья профессия эти тайны раскрывать.

Следователь тотчас изменил тон и разрешил арестованному писать кому угодно. Он оказался настолько любезным, что прислал все необходимое для этого: глянцевитую бумагу, чернила (правда, плохие), перья, карандаши, конверты с марками и даже бювар. Таким образом, Леон-Поль смог написать и Сен-Сиргу, и г-же Руссеран. Однако лишь первое письмо дошло до адресата. Следователь, зная, что г-н N. проявляет к делу Руссерана особый интерес, и подозревая, что это дело связано с арестом метельщика, побоялся, как бы о случившемся не узнала Агата. Письмо Сен-Сиргу, где хитрый метельщик как бы невзначай хвалил беспристрастность следователя, последний счел возможным отправить беспрепятственно. Но чтобы решить вопрос, имеющий отношение к Бродарам, нужно было повидаться с начальником, дабы снять с себя всякую ответственность.

Сен-Сирг сразу же откликнулся. К сожалению, будучи нездоров, он не мог приехать лично; но он немедленно написал министру юстиции, прося освободить задержанного под залог, о чем и сообщил Леон-Полю. Богач надеялся, что министр, клиентом которого он являлся в бытность того простым адвокатом, теперь, находясь у власти, не откажет ему в такой пустяковой услуге.