Нищета. Часть первая

— А если и умрет? — спросила Олимпия. — Не лучше ли это будет и для нее, и для тебя? Умереть в таком возрасте — ведь это счастье для тех, кто заранее обречен на нужду и позор… Но не стоит говорить об этом, — продолжала она. — Глупо, что я расстраиваю тебя своими страхами. А все потому, что, думая о своем прошлом, я вижу перед собой твое будущее. Прости меня. Погружаясь в пучину отчаяния, я испытываю какое-то злорадное удовольствие. Знаешь, когда быть всегда веселой — твоя профессия…

— Ну?

— …тогда и в грусти находишь перемену, а значит, и какое-то облегчение…

— Сколько же вы, должно быть, пережили, если дошли до такого состояния!

— Да, немало!.. Но не надо думать об этом. К чему сыпать соль на свои раны? Взглянем на все трезво и займемся самым неотложным.

— Что же нам делать?

— Давай обсудим. Во-первых, ты надеялась скрыть от людей свою тайну; но она разгадана.

— Кем?

— Не знаю. Может быть, Огюстом.

— Да, наверное, он заподозрил…

— Ты тоже так думаешь?

— Я сразу же решила, что это он покушался на Руссерана.

— А может быть, твой отец вернулся, и Огюст обо все ему рассказал. И тогда Бродар решил свести счеты с Руссераном.

— Ах, отец, бедный отец! — воскликнула Анжела. — Его казнят, и я буду виновата в его смерти!

— Нет, — возразила Олимпия, — его не казнят, если ты захочешь его спасти, если сумеешь его защитить.

— Что же мне делать?

— Прежде всего надо узнать, что произошло дома после твоего ухода. Я схожу туда сама, чтобы тебя там не застали прежде, чем мы обо всем договоримся. Если хочешь, мы можем снять номер: нам его сдадут, только придется предъявить мой билет.

— Билет?

— Ну да, дурочка, это же гарантирует гостинице оплату! У тебя есть еще несколько су, а у меня ни гроша. Однако там, куда я тебя поведу, далеко не роскошно: ночлег будет стоить недорого, и дело обойдется без осмотра.

— Но ведь все равно придется назвать свою фамилию.

— Возможно. Впрочем, я могу выдать тебя… за свою дочь. Почему бы и нет? На вид я вполне гожусь тебе в матери.

Анжела промолчала.

— Ну, я вижу, это тебе не улыбается? — сказала Олимпия. — Тогда возвращайся ко мне, запри дверь на задвижку и никому не открывай. Я постучу три раза.

XVI. Посещение

Мадлена Бродар уронила шитье на колени. Она больше не в состоянии была работать. Судьба сломила ее, мужество ей изменило. Как ей противостоять обрушившимся на нее несчастьям? Муж арестован, сын скрывается, старшая дочь — где она сейчас? Семейный очаг бедной женщины был разрушен, у нее оставались только две младшие девочки. Их присутствие напоминало о жестокой необходимости продолжать жить и бороться. Да, нужно было работать, но как?

В мире царит вражда, лучшие силы расстраиваются попусту, вместо того чтобы найти полезное применение. Достаточно ли одного желания трудиться, чтобы получить работу? Является ли необходимость законом? Нет, ибо миллионы мужчин, женщин и детей ходят босыми, в то время как тысячам сапожников нечего делать. То же самое можно сказать и о других профессиях.

Луиза стояла рядом с матерью, а Софи сидела в детском креслице, облокотившись на стол и подперев ручонками подбородок. Лампа заливала ее головку мягким светом. Девочки смотрели на мать с тем горестным изумлением, в котором выражается инстинктивный детский протест против житейских невзгод. В тишине медленно и торжественно пробили часы. Было уже поздно, но погруженная в свои печальные думы Мадлена впервые забыла вовремя уложить детей спать.

В дверь постучали. Мадлена вздрогнула, девочки вскрикнули от испуга: порою звук упавшего наперстка или скрип двери действует на потрясенную человеческую душу подобно грохоту артиллерийской канонады.

Вошла Олимпия. Сначала Мадлена ее не узнала, так изменили ее болезнь и крикливый наряд. Олимпия молча стояла посреди комнаты, невольно проникшись сочувствием к горю старой подруги.

— Это я, — промолвила она наконец, — это я, Элиза. Неужели ты меня не узнаешь?

В ту пору, когда Олимпия работала на кожевенном заводе, она звалась просто Элизой.

— Ах, это ты, моя милая! — воскликнула Мадлена. — Ты вспомнила о нас и пришла навестить в тяжелую минуту?

— Да, ведь с тобою случилось несчастье.

— И не одно, а много…

— Мне все известно, — сказала Олимпия и поделилась тем, что она узнала об Огюсте и его отце.

Мадлена покачала головой. Она считала, что на жизнь Руссерана покушался Огюст. Правда, она не была уверена в этом, это только ее предположение… Ведь ясно: чем больше мальчик доверял хозяину, тем сильнее должен был негодовать против этого изверга. Он поступил как мужчина, как настоящий мужчина. Но тогда почему арестовали Жака? Разве он виноват в этом преступлении? Быть может, он замешан в политике?