Нищие

Яхтсмен встал с кресла и, как следователь, прошелся по кабинету, раздумывая, что теперь делать с девчонкой. Просить её, чтобы она указала пальцем на ту цыганку, которая забирала выручку, не имело смысла. Потому как, если старшая будет завтра на том же месте, то его братки смогут отличить хохлушку от цыганки и притащат последнюю к нему на "ковер". Только вряд ли та цыганка и её подчиненные завтра выйдут на "работу". Скорее всего, после того, как его быки навели шухер на всех автомобильных перекрестках, где были пробки, сбор помощи в пользу реставрации храмов закончится, и монашеский орден будет распущен. Несомненно, что руководство "монастыря" уже завтра будет знать о пропаже своих воспитанниц. И постарается раствориться. Только безмозглый дурак, не боясь быть разоблаченным, приказал бы снова выйти на паперть. Скорее всего, вся акция завтра к вечеру уже будет свернута. Значит в запасе есть только утро, когда на работу выйдут не информированные о хищениях группы монашек.

"Тьфу, черт!" - в сердцах чертыхнулся Яхтсмен. И как он не догадался сказать, чтобы быки отловили старших групп, которыми, скорее всего, были цыгане. Оставалось надеяться, что кто-нибудь из его команды догадается притащить какую-нибудь настоятельницу группы. И тут он вспомнил о недавнем пленнике - Юрайте. Уж этот парень, несомненно, сообразил бы, кого нужно брать, чтобы выйти на разработчиков операции. Разговаривая с ним, Яхтсмен порой ловил себя на мысли, что Юрайт, глядя ему в глаза, читает все его мысли. Да-да, этот парень заблаговременно рассчитал, как Яхтсмен построит с ним всю свою беседу. И только он, Яхтсмен, хотел предложить ему перейти в свою команду, как Юрайт, не дожидаясь этого вопроса, сам ответил, что принадлежит другой команде и, сколько бы его ни били, о предательстве не помышляет. И ведь вычислил, сучонок, даже то, что после этого ответа Яхтсмен отдаст команду своим ребяткам, чтобы те поучили Юрайта уму-разуму и рассказали путем пинков и зуботычин, как нужно разговаривать с ним, Яхтсменом. Его уже выводили под руки, а он обернулся и рассмеялся прямо в лицо Яхтсмену. Нет, если бы не вмешательство Афинской, то Яхтсмен заставил бы этого вояку-засранца работать в его команде. Он даже знал, что если бы Юрайт согласился на его предложение, то уже через месяц-другой, после всесторонней проверки, был бы его правой рукой. С одним лишь мог согласиться Яхтсмен: Юрайт по уму и сообразительности был достоин своей учительницы - госпожи Афинской. * Вот что, дочка, - сказал Яхтсмен рыжеволосой девчонке, ожидавшей приговора. - Если хочешь остаться честной и живой, линяй как можно быстрее в свою Хохляндию. Одно могу тебе сказать - в серьезную ты передрягу попала. Чернота, проводи её и тащи вторую.

Вторая монашка была лет на тридцать старше рыжеволосой. Родом из Молдовы. Наняли на работу её на Павелецком вокзале. Там она, на Садовом, и работала в пробках. Деньги из ящиков вытаскивал у них цыган, который появлялся около 18 часов вечера. Вся процедура сборов и расчетов у него занимала три-четыре минуты, после чего он незаметно исчезал в неизвестном направлении. Правда, всем без исключения платил по пятьдесят тысяч.

Из холла вдруг раздался громкий крик, затем истеричный плач с причитаниями. Что-то, словно мешок с костями, грохнулось на пол. В ту же секунду плач прекратился и раздалась площадная грубая брань, какой бы позавидовали боцманы и ямщики.

Яхтсмен вышел из кабинета, чтобы самому посмотреть, что там, внизу, за концерт устроили его быки и кто был в роли главного персонажа.

На полу сидела пожилая цыганка неимоверной толщины. Она громко материлась и под дикий хохот быков старалась подняться с пола. Но ничего у неё без посторонней помощи не получалось, она угрожала быкам близкой расправой и перекатывалась с одного бока на другой, пытаясь встать на ноги. * Всэх вас порэжут, падлы! Уши отрэжут, носы откусят.

Но, заметив, что угрозы никак не действуют на здоровенных парней, цыганка вновь зашлась в надрывном плаче и причитаниях. Она лежала на животе, юбка её задралась, и трусищи красного цвета и невероятных размеров больше походили на переходящее красное знамя, которое в период построения развитого социалистического общества выдавалось на хранение передовым коллективам трудящихся.

Яхтсмен, увидев такую нестандартную картину у себя в офисе, сам чуть было не расхохотался. Но вовремя сдержал порыв смеха и грозно с лестницы спросил: * Ну, что ещё здесь происходит? Что за цирк устроили?

Цыганка в ту же секунду подняла голову, увидела его и, определив в нем главного, лихо, словно мяч, подпрыгнула и со слезами обратилась к нему: * Ай, дарагой. Зачем меня, старую, сюда привезли. Атпусти, дарагой, меня. Дома детки малые без мамки плачут...