Нищие

"Взяла бы да сама подошла", - подумал Юрайт и тут же улыбнулся нелепости своей мысли. Как могла бы старуха с клюкой вдруг ни с того ни с сего подскочить к быстро идущему молодому мужчине? Бред! Но если Ассоль зовет, то, несомненно, по какому-то делу. Хотя он, если сказать, что недолюбливал нищенку Ассоль как человека его профессии, - значит, сказать мало. Юрайт её просто ненавидел, он её терпеть не мог за фискальство. Если из нищих Центра кто-то выпил на работе, и в фирме узнали, - это работа Ассоль. Он прекрасно знал, что и о его сегодняшнем опоздании будет доложено руководству при первой же возможности. Впрочем, она ему платила той же самой ненавистью, как и всем тем, кто на работе выдавал себя за инвалида войны.

Юрайт подошел к старухе, изобразил издевательскую улыбку и мило сказал: * Что хочет бабушка Изергиль? * С-сука! Козел, - донеслись из-под платка шипящие звуки, и нижняя губа старухи задергалась. - Сколько раз тебя, говно, просила, чтобы не называл меня бабушкой Изергиль.

Юрайту стало ещё веселее и захотелось хоть чем-то отплатить за то, что о его сегодняшнем опоздании старуха непременно донесет, и он с ещё более умильной улыбочкой спросил: * Ну, хорошо, красавица Ассоль, чего звала-то? Никак в любовницы набиваешься? Ну как же с тобой любовью-то заниматься, если ты никакой позы кроме буквы "Г" и не знаешь? Это даже и не раком называется... * С-с-сука ты, Юрайт! Паралитик долбаный! И почему тебе это самое место не оторвало - была же у родины такая возможность...

"Вот падла, уела", - подумал Юрайт и ему враз расхотелось вести какие-либо беседы с этой стервой. Он сухо перебил: * Ладно, что звала? Говори по делу, - Юрайту и всем остальным нищим, работающим в кремлевском переходе, было известно, что руководство иногда через Ассоль, которая занимала место в середине всех переходов, передавало различные сообщения и информацию тому или иному сотруднику фирмы. * Сразу бы так и спросил, паралитик! Кнорус просил тебе передать, чтобы ты с ним как можно быстрее увиделся. * Встречусь, будет время, - пожал равнодушно плечами Юрайт. * Он сказал, чтоб непременно сегодня. * Что, мне его до ночи ждать? * Я тебе все сказала. А теперь пошел вон отсюда, предатель родины, паралитик вшивый.

Юрайт хотел что-то сказать в ответ, но обидные эпитеты уже не лезли в голову. Его занимал вопрос, зачем это он потребовался Кнорусу. Тем более в первый же день после выхода из отпуска? Выручку ему сдавали обычно в конце недели или по мере возможности. А какая у него за один день может быть выручка для фирмы? Половину он оставит себе. Значит фирме - 25-30 баксов? Но разве эти деньги стоят того, чтобы из-за них высококвалифицированному профессионалу не дали выспаться перед новой сменой? А вообще бригадиры и сборщики налогов, кем считался Кнорус, сами обходили нищих и собирали дань.

Впрочем, чего голову ломать - приказы начальства фирмы не принято было обсуждать.

Юрайт вышел на улицу со стороны Большого театра. Прохожие оглядывались на человека в военном бушлате с хорошо загоревшим лицом, которое покрывали ещё свежие шрамы. Некоторые оглядывали его с головы до ног. Видели ушанку без кокарды, сапог с почти оторванной подошвой. При этом лицо его было чисто выбрито, от него не несло запахами сортиров и помоек.

Мало того, Юрайт часто замечал, как прохожие иногда кивали головами, словно показывая ему, воину, что они, дескать, догадываются, что он и есть тот самый защитник южных рубежей их родины.

В принципе, Юрайт не любил шляться по городу в свежем гриме и в "рабочей" одежде. Порой хотелось оставаться совсем незаметным простым москвичом. Поэтому Юрайт постарался поскорее пройти к знакомой палатке, где всегда покупал напитки.

Он пил из горлышка "Фанту" и поглядывал в направлении Института архитектуры, что расположился рядом с Кузнецким мостом. "Интересно, - думал Юрайт, - нагорит от декана Инке?" Инка - студентка этого самого института, с которой он месяц назад познакомился в Форосе, куда был отправлен фирмой в отпуск для приобретения этого самого южного загара, и которая ради него, Юрайта, задержалась на юге ещё на целую неделю, пропустив начало зимней сессии.

Кстати, нелишне сразу сказать Кнорусу или самой Афинской, чтобы руководство подумало о его переводе на другую точку, подальше от Центра и от этого самого Архитектурного института. Он, Юрайт, теперь не хотел бы, чтобы Инка, которая ему уже очень нравилась, увидела его в переходе на том самом месте, где слышалась песня воина в шрамах и струпьях: "Пленный я был, в Чечне, почикали меня маненько, но пожалели..."