Так оно и оказалось, хотя было уже одиннадцать сорок, когда они добрались до маленького городка — или просто кучки домов, — и Ингхэм страшно обрадовался привалу. Он повязал голову носовым платком. Голову Иенсена покрывала старая полотняная кепка. Городок имел название, но оно выскочило у Ингхэма из головы сразу же после того, как он его услышал. Здесь был ресторан с небольшим магазинчиком, где стоял автомат с надписью «Кока-кола» для продажи напитков в бутылках, но льда не оказалось, а только тепловатая вода. Ленч — горох с кусочками несъедобной колбасы — принес сам владелец ресторана. Иенсен и Ингхэм ели за маленьким столиком. Их металлические стулья нетвердо стояли прямо на песке. Ингхэм не мог себе представить, как тут можно жить, хотя здесь проходила своего рода дорога — едва заметная колея по утрамбованному песку, по которой мог проехать «джип» или «лендровер». Они запили свой ленч букхах. Бутылку откуда-то принес Иенсен. Он сказал, что единственное, чем они здесь могут заняться, так это соснуть часок-другой.
— Если только ты не захочешь почитать. А я могу сделать набросок. — Иенсен вытащил из рюкзака рисовальный планшет.
В этот день они сделали еще пару привалов. Иенсен заговорил с погонщиком, обсуждая с ним место предстоящего ночлега. Погонщик знал небольшую пальмовую рощицу, хотя это место нельзя было назвать оазисом. Они прибыли туда к семи часам. Солнце только что село. Горизонт стал оранжевым, а пейзаж — пустынным, но здесь, под деревьями, ютилось несколько старых, ветхих лачуг, наводивших на мысль, что это место вполне почитаемо погонщиками верблюдов и их клиентами. Ингхэм не стал спорить. Ему все казалось просто чудесным. На небе зажглась Венера.
Утром, по дороге от отеля к погонщикам верблюдов, Иенсен купил банку бобов и сардины. Ингхэму было все равно — есть еду холодной или теплой, однако Иенсен разжег свою походную печку. Он пригласил погонщика разделить с ними трапезу, но тот вежливо отказался и извлек откуда-то собственную еду. Он также отказался от предложения Иенсена выпить букхах.
Перед тем как взяться за еду, погонщик немного почитал в отблесках печи из маленькой книжицы.
Глянув на погонщика, Иенсен сказал Ингхэму:
— Необходимо обладать воображением, чтобы получать удовольствие от выпивки. Вот, уселся со своим Кораном. Знаешь, они либо пьют как ненормальные, либо воротят нос… Как ты их называешь?
— Трезвенники, — подсказал Ингхэм. — Он не слишком-то дружелюбен, а?
— Может, он считает, что не сможет надуть меня, поскольку я немного понимаю по-арабски. Но у меня такое чувство, будто у него какое-то горе.
— Неужели? — Ингхэм представлял себе, что арабы всегда более или менее одинаковы и что никакие внешние события на них не влияют.
После ужина, который они ели из общего котелка, ложками, Иенсен и Ингхэм улеглись поверх одеял и закурили, повернув лица в направлении заката. Пальмовые деревья наполовину скрывали их. Между ними стояла бутылка букхах, для устойчивости зарытая поглубже в песок, чтобы не терять вертикального положения. Ингхэм пил в основном из фляги Иенсена с водой. Звезд на небе становилось все больше и больше, и они теперь походили на несметную россыпь бриллиантов. Не было слышно ни единого звука, только легкий шелест пальмовых листьев от дуновения ветерка.
В тот самый момент, когда Ингхэм собрался заговорить, он увидел падающую звезду, прочертившую длинную траекторию вниз по небу.
— Помнишь ночь, — начал Ингхэм, — недели три тому назад, когда я пришел к тебе домой в первый раз? Когда я уходил, то наткнулся на мертвого человека. На второй улице, сразу за поворотом. Он лежал в переулке.
— Неужели? — спросил Иенсен без особого удивления.
Ингхэм медленно продолжил:
— Я споткнулся об него, зажег спичку и увидел, что у него перерезано горло. Он уже успел остыть. Ты ничего об этом не слышал?
— Нет, не слышал.
— Как ты думаешь, что стало с телом? Ведь кто-то должен был забрать его оттуда.
Иенсен промолчал, в очередной раз прикладываясь к бутылке.
— О, первым делом кто-то завернул бы его во что-нибудь, чтобы спрятать. Затем арабы увезли бы тело подальше на осле и закопали бы где-нибудь в песке. Так всегда поступают, когда надо что-то спрятать или когда кого-то убьют. Прости меня, я на минутку. — Иенсен встал и исчез среди пальмовых деревьев.
Ингхэм положил руки под голову. Погонщик пристроился неподалеку возле одного из верблюдов, закутавшись в одежду, и, должно быть, уже уснул. Вряд ли он мог что-то слышать, к тому же он мог и не знать английского, но Ингхэму не нравилась его близость. Когда Иенсен вернулся, он поднялся на ноги.
— Давай немного прогуляемся, — предложил он ему.