Ниссо

Так же, как и раньше, жила Ниссо, так же таскала в кувшине воду и варила похлебку, вела все хозяйство. Только к лохмотьям своего брезентового платья подшила снизу несколько кусков от изодранного джутового мешка, теперь оно доходило ей до колен.

Никто не помогал Ниссо. Достигнув десятилетнего возраста, Меджид мог бы уже многое делать в доме. Но главным его занятием оставалась стрельба из лука камнями.

Этим занятием увлекались все мальчики Дуоба, но Меджид предавался ему с особым увлечением. Он убивал птиц, щебетавших на ветвях тутовника, и ел их, как кошка, сырыми. Он подстерегал девочек, спрятавшись за камнями, и однажды влепил в лицо Зайбо такой камень, что искровенил ей всю щеку, разбил губу, выбил два передних зуба. Зайбо без сознания упала со стены, на которую залезла, чтобы дотянуться до диких яблок, выросших в саду соседа. Девочку подобрал сосед Палавон-Назар, охотник и мастер по шитью сыромятной обуви из кожи козла.

Тура-Мо не было в селении; с тех пор как она стала уходить с Бондай-Шо в долину Большой Реки, ее редко видели в Дуобе, да и мало о ней вспоминали. Палавон-Назар, высокий, сухой и одинокий, как каменная башня на вершине горы, казался человеком суровым и жестким, но у него было доброе сердце. Он взял Зайбо на руки и отнес ее к Барадбеку, чтобы тот посоветовался с богом о наилучшем способе вылечить девочку.

Степенный, седобородый Барад-бек потыкал волосатым пальцем в окровавленное лицо Зайбо, влил ей в рот какую-то жидкость, от которой она пришла в себя и заплакала. Затем повесил ей на шею треугольный амулет зашитую в тряпочку молитву, предохраняющую от всяких болезней. Палавон-Назар поблагодарил Барад-бека, дал ему за амулет шкурку недавно убитой лисы и отнес Зайбо к себе в дом в полной уверенности, что она будет здорова.

Но через несколько дней раны на лице Зайбо начали гноиться, тело ее пламенело, рот распух, и она отказывалась даже от кислого молока. Тогда Палавон-Назар решил не пожалеть еще одну шкурку лисицы и отнес ее к дряхлой Зебардор.

Старуха растопила баранье сало, смешала его с пеплом и сажей от сожженного птичьего помета, прибавила в смесь горсть какого-то толченого корня и густо обмазала этим лекарством лицо Зайбо.

Через несколько дней Зайбо действительно стало лучше, она уже бегала по селению, с черным, страшным, словно обугленным, лицом, но беспечная, как все дети в ее возрасте. Меджид, ссорясь с ней, по-прежнему потчевал ее тумаками, и Ниссо напрасно драла ему уши после каждого его нападения на Зайбо.

К Ниссо Меджид относился с открытой ненавистью. При всяком удобном случае он кричал ей, что она "незаконнорожденная лягушка", что она может убираться из дома его матери, в котором живет из милости, и что он еще отомстит ей за все придирки. Ниссо почти не обращала внимания на злобные выкрики мальчишки, трудилась и любыми способами старалась добывать еду.

Меджид был глух на правое ухо и всегда кричал, что в его глухоте виновата Ниссо, которая однажды особенно сильно надергала ему ухо. В действительности дело обстояло иначе. Год назад в ухо Меджиду заползло какое-то насекомое. Тура-Мо в тот раз привела сына к той же Зебардор, и старуха за три тюбетейки тутовых ягод влила в ухо Меджида какую-то горячую жидкость. Жидкость обратно не вылилась, застыла в ухе, и с тех пор Меджид наполовину оглох. Меджид и сам помнил об этом случае, но ему гораздо интереснее было обвинять в своей глухоте Ниссо.

Он вообще любил делать ей всякие гадости. Недавно, когда Тура-Мо на неделю вернулась в Дуоб, Меджид, притаясь за камнем, подстерег Ниссо, которая с кувшином на голове поднималась от реки, и ловко выстрелил из лука камнем. Камень угодил в самую середину кувшина, кувшин разлетелся на куски, вода окатила Ниссо с головы до ног.

Ниссо так и не узнала, почему друг кувшин разбился на ее голове, и очень испугалась: "Наверное, речной дэв разгневался на меня". А Тура-Мо так избила Ниссо, что та еле уползла от нее в пустой коровник и осталась там лежать без движения. Позже Тура-Мо даже пожалела девчонку и ночью пришла посмотреть, не умерла ли Ниссо. Но, услышав тихие - сквозь сон - стоны Ниссо, вышла из коровника успокоенная.

На следующий день Тура-Мо вместе с Бондай-Шо снова ушла в долину Большой Реки, потому что, как и он, жить без опиума уже не могла. Ниссо утром встала и, превозмогая боль во всем теле, отправилась к Палавон-Назару просить какой-нибудь сосуд для воды.

Палавон-Назар в это утро лил круглые пули для своего фитильного ружья. Перед ним на камне стояла деревянная чашка с ячменным зерном. Он отсчитывал по восемнадцати зерен для каждой пули, чтобы все они были равны по весу, и очень искусно, в самодельной формочке, обливал эти зерна свинцом, добытым у кочевников в Восточных Долинах. Поглядев на робко вошедшую Ниссо, заметив под ее глазами большие синяки, Палавон-Назар поцокал языком, протянул ей чашку с приготовленными для пуль зернами и сказал:

- Съешь, сколько хочешь. Тетка ушла?

Ниссо молча кивнула головой и запустила в рот целую пригоршню зерен.