Ниссо

Возвращаясь домой, Ниссо всегда стремилась быть поближе к Шо-Пиру. "Конечно, - думал Бахтиор, - ей интересно слушать все, что рассказывает Шо-Пир, он знает так много; если б я знал столько, разве все кругом не слушали бы одного меня?" Он обожал Шо-Пира, считая его выше всех людей на земле, почитал его силу, знания, ум и авторитет и стал бы врагом каждому, кто отнесся бы к Шо-Пиру иначе. Сначала, впрочем, он зорко и испытующе наблюдал за Шо-Пиром: не кинет ли тот особенного взгляда на Ниссо, не заговорит ли с ней отдельно от всех других, не коснется ли ее руки? Но Шо-Пир - особенный человек, - казалось, он и не может думать о женщинах!

И когда Шо-Пир говорил о себе, что он только маленький человек, а что за горами есть действительно знающие, умные, высокие люди, - Бахтиор таких людей представить себе не мог. Иной раз, открывая свою душу, Бахтиор говорил об этом Шо-Пиру, а тот добродушно посмеивался: "Ты, Бахтиор, станешь умным и знающим, таким же большим, как те люди, за пределами гор... И тогда, наверное, забудешь меня, а если вспомнишь - скажешь: "Вот жил я когда-то в глухой щели, в Сиатанге, и был там у меня знакомый, так себе человек, но я по глупости своей думал, что он очень умен!" И, наверное, здорово посмеешься тогда!"

- Нехорошо шутишь! - горячился Бахтиор. - Хочешь, скажи только слово, я выну сердце свое ножом, поглядишь тогда, чистое ли оно.

- Ну и дурнем будешь! Кому нужно твое сердце? Возьми-ка лучше букварь да покажи мне, чему научила тебя Мариам... Посмотрим, так ли ты слушаешься меня, как говоришь? Двадцать лет тебе, Бахтиор, а до сих пор читать не научился!

Бахтиор обижался и уходил от Шо-Пира, но потом все-таки возвращался к нему с букварем и читал по складам, запинаясь, краснея, стыдясь и стараясь уверить Шо-Пира, что в следующий раз будет читать свободно и гладко.

Как же можно ревновать к Шо-Пиру Ниссо? Ведь она тоже хочет, чтоб Шо-Пир похвалил ее за беглое чтение! Ведь она тоже хочет узнать у него, как сделать людей счастливыми. Ведь она тоже думает о больших людях - там, за пределами гор, - и хочет все о них расспросить. Пусть глядит на него, разве может она думать о Шо-Пире иначе, чем сам Бахтиор?

Вот как все хорошо получилось: такая девушка живет рядом, в одном доме, под одной крышей. И разговаривает просто, и никто другой из мужчин не проводит с ней дни...Как хорошо, что теперь советское время: будь другое время, разве не вернул бы ее себе Азиз-хон! Разве помечтал бы Бахтиор, что такая девушка, может быть, станет его женой? Родителей у нее нет - не у кого просить, и о богатствах можно не думать - никому не надо платить за жену, хотя Бахтиор готов был бы отдать хоть тысячу овец и баранов, если б были стада у него...

Но нельзя жениться, если Ниссо не захочет, если она не любит. Как узнать об этом, не спрашивая ее? На все что угодно готов Бахтиор, только не на такой вопрос. Разве повернется язык? Может быть, она и не догадывается, что Бахтиор ее любит?

Вот они вместе спускаются по тропинке. Ветер свиреп. Ниссо говорит: "Холодно, Бахтиор!" Он скидывает с себя халат, набрасывает на нее так, что ни головы, ни плеч ее не видно, только смуглые икры над раструбами отогнутых шерстяных узорных чулок. А он, скрестив руки на голой груди, в одной рубашке, в белых шароварах, ежась, пробирается сквозь пургу. Ниссо, наверное, не думает, что ему холодно! Нет, конечно, ему не холодно, ему хорошо, - ведь не в чей-либо чужой, а в его халат она так доверчиво кутается. Любит? Не любит?

Вот у него разорвался рукав, и они рядом сидят у огня, и она кладет на рукав большую заплату; прежде нашивала ему заплаты Гюльриз, а теперь это делает Ниссо, сама предлагает. Огонь шипит, и пальцы ее быстры, как тонкие язычки огня, - такие же горячие, должно быть, у нее пальцы. Взять бы их в свои руки, и сжать, и приложить к сердцу, чтоб почувствовала она, какая стукотня у него в груди! Нельзя! Можно только молча смотреть на пальцы Ниссо, на склоненное над шитьем, в прядях растрепанных кос, лицо, - взглянет ли на него или будет так сидеть молча, задумавшись о чем-то, ему неведомом? О чем? О чем? Никак не узнаешь этого, пусть думает она, о чем хочет, только дольше бы пришивала заплату, только не отняла бы небрежно подогнутую ногу, которой, сама того не заметив, чуть-чуть касается его руки. И если кончит шить и прямо, чисто взглянет ему в глаза и очень дружески скажет: "Крепко пришила, Бахтиор, не рви больше, просто надоело мне шить, даже Шо-Пир говорит, что ты очень небережлив..." - то вот все и кончится, нужно будет встать, отойти. А все-таки пришивает заплаты ему!.. Любит или не любит?

Вот поздно вечером он приходит в пристройку. Мариам и Ниссо еще не спят и о чем-то болтают. Сколько могут болтать женщины, всегда у них есть о чем говорить!

Он вынимает из-за пазухи обтрепанную книжку.

- Хочу я спросить у тебя, Мариам: пятнадцать и три четверти метров сукна продавец разделил на три части - это по пять с половиной будет?