Нить

— Мне сложно понять? — поднимаясь на ноги, выдохнул Лиам, — мне и вправду сложно понять, как женщина может терпеть такое ничтожество, как Эйб. Но Дора не только терпит, но и рожает от него детей. Я насчитал четверых. На подходе пятый. А виноват я?

Она злила, она раздражала, она… будила какую- то звериную жажду, словно была источником всей жизни Лиама. Воздухом, без которого он начинал задыхаться. И это злило еще больше, чем ее нравоучения. Как эта женщина, появившаяся в Лингро всего неделю назад, смогла настолько подчинить себе его, бывшую гордость воздушных сил империи. Лиама Нордвуда, чье имя произносят и сейчас с трепетом.

— Я лучше пойду, — доктор осторожно стянула с шеи шарф, — и спасибо вам. Шарф был очень кстати, он не дал мне замерзнуть.

— Это был подарок, — глухо шепнул Лиам, — мой. Вам.

Так они и замерли. Женщина, протягивающая мужчине шарф, и мужчина, с видом безумца, глядящий на даму. Только огонь в камине трещал оглушительно резко, в повисшей тишине, выплевывая искры в темное нутро дымохода. Стекло в окне затянуло плотной ледяной коркой, а при выдохе, изо рта стал вырываться пар, словно оба стояли на улице.

Как он шагнул ближе, Лиам не помнил. Просто очнулся, когда руки сжали тонкие плечи женщины. Дышать становилось легче, рвались, сжимающие грудь оковы. Он не ощущал ни вжавшихся в его грудь ладоней, ни резкого рывка. От поцелуя у Лиама еще никогда не было таких ощущений, как от легкого касания к губам этой женщины. Это походило на сумасшествие, но отстраняться не хотелось. Только прижимать ее к себе, вдыхать этот горький запах трав и мороза. И дышать. Дышать той, чьих губ касались его губы.

Пощечина всегда хорошо отрезвляет. Удар пяткой по пальцу, отрезвляет в разы быстрее, все вместе привело Лиама в себя в рекордные сроки. Вовремя. Так он сумел защититься от удара бутылкой, которую Роквул уже занесла над головой, разливая виски по заиндевелому полу.

— Да тише вы! — выхватывая «оружие» из женских пальцев, рявкнул Лиам.

Она задыхалась. И это был не гнев. Такого ужаса, шериф Нордвуд не видел даже у новобранцев в первый день атаки. Это была паника. Доктора трясло, а зрачки расширились так, что полностью вытеснили лазурную голубизну, бездонной чернотой ее страха. Нордвуд понимал, что вел себя отвратительно, но увидев реакцию женщины, понял весь ужас совершенного им проступка.

— Стойте, — только и успел он выкрикнуть, бросаясь вслед за женщиной, — я все могу… попытаюсь объяснить!

ГЛАВА 14

Меня трясло. Уже давно в моей жизни не было таких панических атак. К горлу подкатывала тошнота, а на глазах выступили слезы и я ничего не могла с этим поделать. В голове набатом звучал мягкий баритон Гая и его «моя девочка…», как он любил меня называть, наказывая за очередной проступок. Рядом с ним я ощущала себя жалкой, слабой, никчемной. Он мог одной рукой скрутить меня так, что оставалось только кусать губы и плакать.

Нужно было уйти тогда, когда я ощутила запах алкоголя, исходящий от Нордвуда. Или тогда, когда его поведение вызвало смутную тревогу. Этот плотоядный взгляд и напряженные плечи, словно у зверя, готового броситься на жертву. Но я списала все это на старые психические травмы. И когда шериф подошел ко мне с видом сомнамбулы, я только отступила на шаг, не ожидая, что окажусь зажатой в крепкой хватке.

Впервые за долгие годы у меня случился паралич от страха. Я хотела кричать и не могла. Только слабо отталкивала от себя Нордвуда, пытаясь увернуться от его поцелуя, пахнувшего виски. А в глазах, вспышками молний, воскресали сцены из прошлого. Того, где меня как куклу волокли по ступеням, заламывали руки и рвали платье, не пришедшееся по вкусу супругу.

Нордвуд был таким же, как Гай. Высоким и крепким, словно скала, с бугрящимися под одеждой мышцами и силой от которой становилось страшно. Но именно воспоминания о муже меня и отрезвили. Я сумела дать отпор тогда, и не позволю так поступать со мной вновь. Поэтому била куда придется.

— Ну не в носках же по сугробам бежать! — рявкнул Нордвуд, не дав мне распахнуть двери.

Я и забыла, что разулась при входе в гостиную, и только теперь ощутила холод, исходящий от досок пола. Хотя, когда меня заносили в дом, я не помню, чтобы его покрывала толстая корка инея.

— Я буду кричать! — зачем-то сообщила я, обернувшись к шерифу.

Он стоял за моей спиной, придавив входную дверь. Ему не стоило больших усилий предотвратить мой побег. Это пугало. Только в зеленых глазах был не гнев, а испуг. Словно его поведение напугало самого шерифа сильнее чем меня, хотя куда уж сильнее? А я обеими руками держалась за дверную ручку, все так же стоя в носках на белесом полу. Обдумала свое поведение и принялась искать ботинки.

— Давайте поговорим, — хрипло попросил Нордвуд.

— Разговор свернул не в то русло, — рыкнула я, стараясь не трястись.

Главное не показать Нордвуду своей паники и страха, который затопил все тело до краев. Шериф тяжело дышал и все больше наваливался на дверь плечом. И без того светлая кожа мужчины стала бледной, словно он боролся с сильной слабостью.