Нить ариадны

Эра, обещанная Водолеем, должна бы быть эрой текучести, братства и всеобщей любви. Исчезнут всякого рода фундаменталисты, традиционная психоригидная церковь… Я говорю о церквях, а не об их текстах и посланиях! Ибо послание Христа в эти беспокойные, ужасные годы перехода из одной эры в другую актуально как никогда. В этом безумном мире, где жажда обладания материальными ценностями, деньгами, властью проявляется с неслыханной жестокостью, только любовь может спасти нас.

* «The Age of Aquarius» — эра Водолея. «Hair» — мюзикл композитора МакДермота, пользовавшийся огромным успехом. Включал сцены с участием полностью обнажённых людей, что для многих в то время было шокирующим зрелищем. — Прим. пер.

Речь идёт именно об этом: о нашем спасении. О том, чтобы, помирившись с Матерью-Землёй, избежать её возмездия и благополучно выйти из этого перехода. И поймите, не её вина в том, что она восстала против нас, просто будучи презираемой, она, как любое живое существо, заслужила карму, которая может обернуться против нас. Либо против наших потомков. Вы любите своих детей? Тогда сохраните Землю: её разорение является преступлением против человечества.

Необходимо каждому из нас по мере возможности поступать так, чтобы избежать этой опасности исчезновения человечества по его собственной вине. Минимальное движение в этом направлении будет спасительным: экономить воду, электроэнергию, избегать пластиковых упаковок, не ездить на машине на расстояние меньше пятисот метров, стараться не повреждать живую изгородь, деревья… Я знаю, это может показаться незначительным, но в масштабах страны, континента, планеты это огромно, значимо! И это к тому же акт любви.

Такой же акт любви, как молитва за человечество. Ещё раз — будем солидарны. То, что происходит в Азии и Африке, меня ужасно волнует, поскольку я знаю, что удар вернётся рикошетом, что я не могу спастись, не спасая

своих современников. Значит, если я не Бог, я молю Его. Сострадание, проявленное каждым из нас в виде того, что я называю «мыслефор- мой», имеет чрезвычайную силу. Так же как и одна общая молитва за всех остальных. Давайте не будем воспринимать нищету как эпизод из реалити-шоу: мы являемся непосредственными участниками этой драмы. Давайте проявим сочувствие. И попросим. Если однажды все жители планеты в один день все вместе — именно все — настроятся и помолятся, больше никогда не будет войн, голода, хаоса, уничтожения.

Но не будем мечтателями. К тому же я догадываюсь о раздражении некоторых читателей: не было ли целью этой книги, думают они, научить нас воспринимать знаки небесных созданий, невидимого мира, Вселенной? Так каким образом любовь ко всей Земле сделает меня более знающим?

Не уверен насчёт более знающего, но более открытым — наверняка. Расширяя области своих интересов, выходя за пределы внутренних рамок, вы позволите своим органам восприятия обрести редкую чувствительность и остроту. Вы увидите то, чего не видели, услышите то, что было неслышным. Это немного похоже на автора романов, который, копаясь в себе, однажды вдруг отправится в кругосветное путешествие.

Даже если по возвращении он опять напишет очередное произведение о себе, рассказ будет по-новому свежим.

Чем больше вы любите, тем больше вы дадите, тем больше получите. Учитесь ещё и ещё ценить получаемые дары. Даже самый маленький из них — тоже подарок Неба.

* * *

В моём ателье мод стажировался один молодой камерунец, замечательно владевший карандашом, но его модели меня не вдохновляли. Он был робким, молчаливым, я бы даже сказал, смиренным. Правда, во взгляде этого парня двадцати четырёх лет иногда сверкало пламя в полном противоречии с его покорной внешностью. Он недавно приехал во Францию, жил у африканских друзей и искал работу. Я бы хотел ему помочь, но не считал его одарённым в моде.

Однажды во время завтрака в кафе «Флора», куда я тогда ходил выпить свой обычный кофе, я заметил его на соседней террасе, с задумчивым видом смотрящим на свои рисунки, которые он при виде меня почему-то быстро спрятал в большую папку.

Я подошёл, спросил, чем он занимается здесь.

— Я думаю, — сказал он.

— Могу ли я сесть?

— Рождественская сказка продолжается, — сказал он с восторгом.

— Рождественская сказка?

— Ну да… Пако Рабанн в этом бистро, за моим столом…

— И… когда она началась, эта сказка?

Внезапно парень расцвёл. Детская улыбка

осветила его лицо.

— Представьте себе, вчера, когда я ехал в метро, как обычно, возвращаясь к себе в… туда, где я живу. Вы знаете обстановку парижского метро: грусть, ни взгляда, люди, избегающие столкновения… Наконец я вышел на своей станции. Проводились работы, и мне оставалось пройти полтора или два метра по перрону до выхода. Уставшие, спешащие, толкающиеся… И тут я увидел немолодую даму, предполагаю, лет пятидесяти (я спрятал улыбку, мне тогда было столько же), но восхитительную…