Нить наяды

Наконец выходные закончились. В понедельник Кира примчалась в отдел в начале восьмого и подняла материалы того самого дела. Разумеется, это не все, понадобится запрос в архив, но и того, что смогла найти, было достаточно, чтобы попытаться воспроизвести события.

Она снова и снова просматривала записи, хотя не смогла бы ответить на вопрос — зачем. Что-то тянуло, цепляло. Фотография как будто сковырнула рану, а та оказалась не до конца зажившей и стала кровоточить.

Ощущения были смутными, но от этого не менее болезненными.

Кира еле дождалась очередной встречи с Андреем и, сама не зная, для чего, выложила все начистоту.

Реакция Борисоглебского несколько озадачила. Вместо того чтобы начать расспрашивать, он налил себе виски и, усевшись на диван, включил телевизор.

Некоторое время Кира любовалась его угрюмой физиономией, потом подошла, села рядом и тоже стала смотреть на экран.

Борисоглебский игнорировал ее примерно минут двадцать, затем повернулся и зло поинтересовался, чего она от него хочет.

Кира пожала плечами.

— От тебя ничего.

— Ты что, собираешься вернуться к расследованию?

— Пока не знаю, — честно ответила она, — но я до сих пор мучаюсь. Если бы это было возможно, то да, хотела бы.

— Флаг тебе в руки!

— То есть тебе все равно, кто ее убил?

Кира начала раздражаться, а Андрей пожал плечами и бухнул:

— Я знаю кто.

Кира сжала губы. Что за глупый разговор? Или он просто шутит? Вовремя, нечего сказать.

— Что ты сказал?

— Я знаю кто, — упрямо повторил Андрей.

— Уверен?

— Скажу иначе: его вычислили.

— То есть точно ты не знаешь, но уверен, потому что его вычислили, — перевела Кира.

— Бездарная формулировка, согласен. Но так и есть.

Кира посмотрела на него и вдруг почувствовала, что нарастающее раздражение куда-то испарилось. А что, если…

— Сформулируй понятнее.

— Ты не поверишь.

— А вдруг?

— У полицейских мозги устроены иначе, у вас другая логика. Скажу, и ты будешь отрицать все на корню.

— Мозги у нас, может, и другие, но все же они есть. Надеюсь. Попробуй. Что ты теряешь?

— Это Кружилин.

— Олег Сергеевич Кружилин? — не веря своим ушам, уточнила Кира. — Знаменитый писатель, журналист, педагог, благотворитель?

— И попечитель богоугодных заведений. Так и знал, что ты не поверишь!

— Да подожди ты! Я просто пытаюсь вникнуть!

— Ничего ты не пытаешься! По лицу видно, что…

— Не надо меня считывать! Успокойся и расскажи подробнее.

— Стоит ли?

— Уфф! Андрей, ты точно дипломат? Обижаешься, как ребенок!

— Просто для меня это больно.

— Понимаю, поэтому прошу: объясни.

— Начать придется издалека.

— Я готова.

— Что ты знаешь о Зинаиде Гиппиус?

Кира опешила, но от восклицаний удержалась. Побоялась, что разрушит хрупкое равновесие эмоций в разговоре.

Кашлянув, она сказала, что знает в общих чертах: поэтесса, сатанесса и все такое.

— Еще ведьма и дьяволица. Но Блок называл ее зеленоглазой наядой и безумной гордячкой, Брюсов — Зинаидой прекрасной, а Петр Перцев считал ее наружность боттичеллиевской.

— А какое отношение противоречивость восприятия личности Зинаиды Гиппиус имеет к криминалу? — не удержалась от ехидства Кира.

— Абсолютно никакого, но позволь продолжить. Не перебивай только. Хорошо? В Петербурге они с Мережковским жили в доме Мурузи.

— На Литейном? Там еще Бродский жил.

— И не только Бродский. Мережковские жили в доме Мурузи с конца восьмидесятых годов девятнадцатого века вплоть до своего отъезда из России в двадцатом году.

Андрей остановился и потер лоб.

— Что-то не то я рассказываю. Подожди. А если так: Кружилин — потомок маньяка, который совершал точно такие же убийства сто лет назад.

Андрей взглянул на Киру и увидел, что та, хоть и замерла от неожиданности, смотрит внимательно и уже без ехидства.

— Учти, я знаю далеко не все, к тому же многое — просто плод умозаключений. Да и то не моих. Все началось с того, что из архива, в котором работала моя бабка, пропали ценные документы, связанные с одной из Гиппиус. Точнее, с Татьяной, родной сестрой Зинаиды. В основном дневники, воспоминания. Они никогда не издавались.

— Когда это случилось?

— В девяносто седьмом.

— Было расследование?

— И весьма громкое. Бабка в результате уволилась, хотя прямо ее никто не обвинял.

— Вора не нашли?

— Разумеется, но пропажа не давала бабке покоя всю жизнь. Она пыталась вести собственное расследование и вышла на след даже не похитителя, а заказчика. Им оказался Кружилин.

— Ты с такой уверенностью говоришь… Как она узнала?

— Не в курсе, но уже тогда ее интересовало другое: для чего ему понадобились эти записи.

— Ну понятно. Неопубликованные материалы можно продать дороже.

— Но он их не продал.

— То есть они и сейчас у него?

— Если только он их не уничтожил как доказательства, уличающие его в преступлении.

— Звучит категорично. Что было в тех дневниках?

— Бабка утверждала, что записи касались убийств.

— Татьяна Гиппиус была свидетелем убийств? Правильно я понимаю?

— Правильно, но не Татьяна, а ее сестра Зинаида.

Кира почесала бровь, но промолчала.