Нить, сотканная из тьмы

Сара Уотерс Нить, сотканная из тьмы

Посвящается Каролине Халлидей

3 августа 1873 года

Так страшно мне еще никогда не было. Сижу в темноте, лишь из окна падает свет, при котором можно писать. Меня заперли в собственной комнате. Хотели, чтобы это сделала Рут, но та отказалась. «Что? — сказала она. — Чтоб я заперла свою хозяйку, которая ни в чем не виновата?» В конце концов врач забрал у нее ключ и сам запер дверь, а ей велел уйти. Теперь дом полон голосов, все произносят мое имя. Если закрыть глаза и прислушаться, вечер покажется вполне обычным. Можно представить, что я поджидаю миссис Бринк, которая отведет меня в темный круг, где Маделина или другая девушка пунцовеет при мысли о Питере, его косматой темной бороде и сияющих руках.

Но миссис Бринк одна-одинешенька лежит в своей холодной постели, а Маделина Сильвестр бьется в припадке. Питер же Квик исчез — думаю, навеки.

Он был чересчур груб, а Маделина слишком взвинчена. Когда я известила, что чувствую его, она вздрогнула и зажмурила глаза.

— Это же Питер, — сказала я — Вы не боитесь его, правда? Смотрите, вот он, взгляните же, откройте глаза.

Но Маделина лишь повторяла:

— О, я ужасно боюсь! Пожалуйста, мисс Дауэс, не подпускайте его ближе!

Что ж, многие дамы так говорили, когда впервые оставались с ним наедине. Услышав ее, Питер расхохотался:

— Что еще за новости? Неужто я тащился в этакую даль лишь за тем, чтобы меня отправили обратно? Знаешь ли ты, сколько мук я претерпел на тяжком пути, и все ради тебя?

Маделина расплакалась — да, бывает, кое-кто плачет.

— Питер, будь мягче, — сказала я, — Маделина просто испугалась. Стань чуть ласковей, и она, конечно же, тебя подпустит.

Но когда он тихо шагнул и коснулся ее рукой, она тотчас пронзительно вскрикнула, вся напряглась и побелела.

— Ну что еще такое, глупая девчонка? — заворчал Питер. — Ты все портишь. Хочешь стать лучше или нет?

Однако Маделина лишь опять взвизгнула, упала и забилась на полу. Никогда не видела, чтобы дама так себя вела.

— Боже мой, Питер! — ахнула я.

Он зыркнул на меня, буркнул: «Ах ты, сучонка!» — и ухватил Маделину за ноги, а я зажала ей рот. Я лишь хотела, чтобы она утихомирилась и перестала дергаться; потом я увидела на своих руках кровь и решила, что Маделина прикусила язык или расквасила нос. Сначала я даже не поняла, что это кровь — такой она была темной, теплой и густой, будто сургуч.

Даже окровавленная, Маделина вопила, и в конечном счете вся эта кутерьма привлекла миссис Бринк — в холле раздались ее шаги и испуганный голос:

— Что случилось, мисс Дауэс? Вы ушиблись? Поранились?

Услыхав ее, Маделина вывернулась и во всю мочь крикнула:

— Миссис Бринк! Караул! Убивают!

Питер ударил ее по лицу, после чего она смолкла и замерла. Я подумала, мы и впрямь ее убили.

— Что ты наделал, Питер? — сказала я. — Уходи! Отправляйся обратно!

Он уже шагнул к будуару, но тут скрипнула дверная ручка, и в комнате появилась миссис Бринк, открывшая дверь своим ключом. В руках она держала лампу.

— Притворите дверь, — сказала я. — Здесь Питер, свет причиняет ему боль.

— Что случилось? — повторяла миссис Бринк. — Что вы натворили?

Она взглянула на Маделину, неподвижно лежавшую на полу гостиной, на ее разметавшиеся рыжие волосы, на мою порванную нижнюю юбку и руки в крови, уже не темной, но алой. Потом увидела Питера. Закрыв руками лицо, он кричал:

— Уберите свет!

Плащ его распахнулся, открыв белые ноги; лампа задрожала в руках миссис Бринк. Она вскрикнула, вновь посмотрела на меня, на Маделину и схватилась за сердце.

— Неужели и она? — проговорила миссис Бринк. — Ой, мамочки!

Затем поставила лампу и отвернулась лицом к стене; когда я к ней подошла, она уперлась руками в мою грудь и оттолкнула меня.

Я оглянулась на Питера, но он исчез. Лишь колыхалась темная штора, посеребренная отметиной его руки.

Но умерла-то не Маделина, а миссис Бринк. Маделина была лишь в обмороке; когда служанка ее одела и отвела в другую комнату, я слышала, как она там мечется и кричит. А миссис Бринк все слабела и слабела и потом уже вовсе не могла стоять. С заполошным криком в гостиную прибежала Рут и уложила ее на диван.

— Ничегошеньки, сейчас вам полегчает. Видите, вот она я, а туточки мисс Дауэс, которая вас любит, — бормотала она, сжимая ей руку.

Казалось, миссис Бринк ужасно хочет заговорить, но не может. Тогда Рут сказала, что нужно послать за врачом. Пока тот осматривал больную, она плакала и крепко держала ее за руку, не желая выпускать. Вскоре миссис Бринк умерла. Так ни словечка и не вымолвила, сказала Рут, все только мамочку звала. Врач пояснил, что умирающие дамы частенько ведут себя как дети. Еще сказал, что и без того слабое сердце миссис Бринк сильно разбухло и просто удивительно, как она вообще жила так долго.

Он бы и ушел, не догадавшись спросить, что же напугало покойницу, но тут явилась миссис Сильвестр и приказала осмотреть Маделину. Увидев на ее теле синяки, врач сник и сказал, что дело-то подозрительнее, чем он думал.