Нить, сотканная из тьмы

Разумеется, я о том знала, но мое богатство всегда казалось мне бесполезной пустышкой, ибо не придавало жизни смысла. Я взглянула на мать, которая забавляла Джорджи: кукольный негритенок на ниточках выплясывал по столешнице, топоча фарфоровыми ножками. Склонившись к брату, я сказала, что хотела бы знать, насколько я богата, из чего состоит мое богатство и как им можно воспользоваться.

— Мой интерес чисто теоретический, — поспешно добавила я, и Стивен рассмеялся.

Понятное дело, сказал он. Ты всегда и во всем искала теоретические основы. Однако сейчас он не мог сообщить мне цифры, поскольку нужные бумаги хранились в папином кабинете. Можно выкроить часок завтра вечером.

— Ничего, что мы займемся этим в Сочельник? — спросил Стивен.

А я даже забыла, что наступает Рождество, и брат опять усмехнулся.

Тут нас позвала мать, требуя, чтобы мы посмотрели, как Джорджи хихикает над негритенком. Видя мою задумчивость, она спросила:

— О чем вы там говорите, Стивен? Не забивай сестре голову всякими серьезностями! Через месяц-другой от них и следа не останется!

У матери куча великих планов, как в новом году заполнить мои дни.

24 декабря 1874 года

Вот только что прослушала урок Стивена. Он все расписал на бумаге, и я, увидев цифры, вздрогнула.

— Что, удивлена? — сказал брат, но дело вовсе не в том.

Меня поразило, что папа озаботился сберечь мое состояние, — вот почему я вздрогнула. Сквозь пелену своей болезни он будто разглядел все планы, какие я буду строить в тупике собственной хвори, и постарался мне помочь. Селина говорит, что сейчас он смотрит на меня и улыбается, но я сомневаюсь. Как можно видеть весь этот трепет и безумное стремление, мой отчаянный план и мое притворство и всего лишь улыбаться? Селина объясняет, что он смотрит глазами духа и мир ему видится иначе.

И вот я сидела за столом в папином кабинете, а Стивен говорил:

— Ты удивлена, ибо не представляла размеров своего состояния.

Конечно, большая его часть имеет несколько умозрительный характер — имущество и ценные бумаги. Но есть и деньги, которые папа оставил исключительно мне.

— В том случае, разумеется, если ты не выйдешь замуж, — сказал Стивен.

Мы улыбнулись друг другу, хотя, полагаю, думали о разном.

Наличность можно получить, где бы я ни жила? — спросила я. Эта процедура никак не связана с Чейни-уок, ответил брат, но я имела в виду другое. Как быть, если я окажусь за границей? Стивен выпучился. Удивляться нечему, сказала я, ибо я подумываю совершить путешествие «с какой-нибудь компаньонкой», если заручусь одобрением матери.

Наверное, Стивен решил, что в Миллбанке или Британском музее я завела себе какую-то серьезную подругу-вековуху. Отличная идея, сказал он. Что касается денег, они мои, я могу распоряжаться ими, как мне угодно, и получить их в любом месте. Никто не может на них посягнуть.

А мать не сможет их захапать, если из-за чего-нибудь всерьез на меня разозлится? — спросила я и опять вздрогнула.

Брат повторил, что деньги принадлежат мне, а не матери и, пока он является моим поверенным, надежно защищены от посягательств.

— А если вдруг я рассержу тебя, Стивен?

Брат пристально посмотрел на меня. Где-то в глубине дома слышался голос Хелен, звавшей Джорджи. Мы оставили их с матерью, сказав, что хотим кое-что обсудить в папиных записях, — в ответ мать что-то проворчала, а Хелен улыбнулась. Стивен потрогал лежавшие перед ним бумаги и сказал, что во всем, что касается моего состояния, он соблюдает волю отца.

— Обещаю, что никогда не опротестую твой чек, пока ты в здравом уме и не стала жертвой дурного влияния, вынуждающего использовать твои деньги во вред себе.

Именно так он сказал, а потом рассмеялся, и я на секунду подумала: как знать, не притворство ли вся его доброта? Может, он догадался о моей тайне и теперь издевается? Наверняка не скажешь. И потому я спросила вот о чем: если сейчас, в Лондоне, мне понадобится сумма больше той, что выдает мать, как ее получить?

Для этого, объяснил Стивен, надо лишь пойти в банк и снять деньги со счета, предъявив заверенный им ордер. Среди бумаг он отыскал такой ордер и, отвинтив с ручки колпачок, подписал его. Мне осталось поставить рядом свою подпись и обозначить сумму.

Я разглядывала автограф брата и думала, вправду ли он так расписывается; наверное, да. Стивен рассматривал меня.

— Знай, что за таким ордером ты можешь обратиться ко мне в любой момент, — сказал он.

Брат стал собирать документы, а я сидела и смотрела на чистую графу, в которой проставляется сумма, пока она не разрослась до размера моей ладони. Наверное, Стивен заметил мой странный взгляд, потому что коснулся пальцами листка и, понизив голос, сказал:

— Полагаю, нет нужды говорить, что с этим следует быть очень осторожной. Например, служанкам совсем не обязательно видеть эту бумажку. И ни к чему... — он улыбнулся, — брать ее с собой в Миллбанк, верно?

Испугавшись, что брат хочет забрать листок, я свернула его и сунула за пояс платья. Мы встали.