Нить, сотканная из тьмы

Глаза Селины двигались, однако на меня не смотрели. Почему ее отправляют? Разве она плохо себя вела или не исполняла работу? Разве не подчинялась безропотно всему, что от нее требовали? Голос ее звучал странно, незнакомо.

— Я же читала все молитвы, разве нет? Была готова к урокам! Ела суп! Прибирала в камере!

Мисс Брюэр улыбнулась и покачала головой. Так именно за хорошее поведение ее и переводят! Разве плохо получить награду? Голос секретарши стал мягче. Дауэс просто испугалась. Понятное дело — заключенным Миллбанка трудно представить, что на свете есть менее суровые тюрьмы.

Мисс Брюэр шагнула к решетке.

— Оставляю вас с мисс Приор, она поможет вам свыкнуться с мыслью о переезде, — сказала надзирательница, добавив, что позже зайдет мисс Хэксби и все подробно объяснит.

Наверное, она ждала ответа и вновь озадачилась, ничего не услышав. Не знаю. Кажется, она уже взялась за решетку, не помню. Селина качнулась так резко, что показалось, будто с ней обморок, и я шагнула вперед, чтобы ее подхватить. Но обмороком и не пахло. Селина метнулась к полке у стола и что-то схватила. Грохот жестяной кружки, ложки и книги, свалившихся на пол, заставил мисс Брюэр оглянуться. Лицо ее перекосилось. Селина вскинула руку, в которой была зажата плошка. Мисс Брюэр загородилась локтем, но опоздала. Край миски пришелся ей в переносицу, и она схватилась за лицо, пытаясь укрыться от следующих ударов.

Потом осела и некрасиво распростерлась на полу, отчего задрался ее подол, выставив напоказ грубые шерстяные чулки, подвязки и розовую плоть ляжек.

Все произошло гораздо быстрее, чем я описываю, и невообразимо тихо: звяканье кружки, жуткий хруст переносицы, хриплый всхлип мисс Брюэр, скрежет по стене пряжки почтовой сумки — вот и все звуки. Я закрыла руками лицо и, кажется, прошептала «боже мой!» — пальцы ощутили шевеленье губ, — а потом наконец шагнула к мисс Брюэр. Селина все еще сжимала миску. Ее меловое лицо, по которому струился пот, казалось чужим.

На миг вспомнив пострадавшую девушку, мисс Сильвестр, я подумала: значит, и ее ты ударила! А я тут с тобой в западне камеры! Объятая ужасом, я отступила и вцепилась в спинку стула.

Выронив плошку, Селина привалилась к свернутому тюфяку, и я увидела, что ее колотит еще сильнее, чем меня.

Мисс Брюэр застонала и начала шарить рукой вокруг себя, ища опору; тогда наконец я к ней подошла, присела на корточки и положила дрожащую руку на ее лоб.

— Не шевелитесь, — сказала я. — Лежите спокойно, мисс Брюэр. — Она заплакала, и я крикнула в коридор: — Миссис Джелф! Скорее сюда!

Пролетев по коридору, надзирательница с разгону ухватилась за прутья решетки. Заглянула в камеру и вскрикнула.

— Мисс Брюэр ранена, — сказала я и тише добавила: — Ее ударили в лицо.

Миссис Джелф побелела; она дико взглянула на Селину и на мгновенье застыла, держась за сердце, а потом толкнула решетку. Распростертое тело не давало ей открыться, и мы неуклюже завозились, подбирая в сторону секретаршины юбку и ноги; Селину все трясло, но она не шевельнулась и лишь молча наблюдала. Оба глаза мисс Брюэр уже заплыли, по меловому лицу расползался синяк, платье и шляпа сильно испачкались о беленую стену.

— Помогите отнести ее в дежурку, — сказала миссис Джелф. — Потом кликните лекаря, а я... сообщу мисс Ридли.

Мы на секунду встретились взглядами, и она снова посмотрела на Селину. Та уже сидела, ткнувшись головой в колени, которые подтянула к груди и обхватила руками. В сумраке ярко светилась кривая звезда на ее рукаве. Селину по-прежнему трясло, и я вдруг почувствовала, как жестоко бросать ее без слова утешения, зная, в чьи руки она теперь попадет.

— Селина... — позвала я, не заботясь о том, что меня слышит надзирательница.

Селина повернула голову. Ее мутный взгляд блуждал, и я не понимала, на кого она смотрит: на меня, миссис Джелф или заплывшую синяком плачущую секретаршу, что повисла у нас на руках. Наверное, взгляд адресовался мне, но Селина ничего не сказала, а потом миссис Джелф утянула меня из камеры. Она заперла решетку и, помешкав, закрыла на щеколду деревянную дверь.

Наш поход к дежурке стал тем еще путешествием! Узницы слышали мой зов, вскрик надзирательницы, плач мисс Брюэр и теперь, прижавшись лицами к прутьям, стояли у решеток и глазели на наш корявый спотыкающийся проход. Ой, воскликнула одна узница, кто это уделал мисс Брюэр? А другая завопила:

— Дауэс! Селина Дауэс разгромила камеру! Засветила в рожу мисс Брюэр!

Селина Дауэс! Это имя пробегало от камеры к камере, точно рябь по стоялой воде. Миссис Джелф приказала всем замолчать, но окрик прозвучал как-то жалобно, и гомон не стихал. Потом над разноголосицей воплей взвился крик, в котором слышалось не удивление, а злорадство:

— Наконец-то Селина Дауэс сорвалась! Теперь ей жакет и темная!

— О господи! Да замолчат они когда-нибудь? — воскликнула я.

Весь этот базар сведет Селину с ума!