Нить судьбы

Надийка прошла в избу. Мария и её названые родители, Глафира и Николай, беседовали, Глафира хлопотала у печи, Николай что-то стругал, сидя на лавке. Надийка поздоровалась со всеми, и сразу же, без обиняков, перешла к делу.

– Мария, – сказала она, – Тебе нужно в большое село ехать, где больница есть, там рожать.

Глафира поставила к стене ухват и вытерла руки о передник, Николай отложил в сторону деревяшку, и все трое уставились вопросительно на девочку. Следом в избу вошёл Степан и встал в дверях.

– Почему? – спросила в наступившей тишине Мария.

– Я не знаю, у меня вот тут тревожно, на сердце, – Надийка прижала ладошку к груди.

– Так, – засобиралась тут же Глафира, – Отец, давай-ка, вон то полотенце и вон ту плошку с ложкой, а ты Степан пару платьев Марьиных из шкафа возьми да пелёнки, что я приготовила. Надийка, а когда ехать-то?

– Да надо уже, скоро всё случится, – ответила девочка.

– Ясно. Ну, отец, иди, лошадь запрягай.

Николай кивнул и вышел во двор.

Мария, ничего не понимая, тяжело опустилась на лавку, поддерживая большой живот:

– Может быть, ещё ничего? Может быть, всё обойдётся, а?

– Нет-нет, – отрезала Глафира, – Раз уж Надийка так говорит, то надо слушаться. Она никогда не ошибается.

Спустя час Марию уже усадили на телегу, и Глафира со Степаном повезли её в большое село, а Надийка с Николаем проводили их до развилки дорог, а затем вернулись в деревню, и разошлись по домам.

На следующее же утро в доме Захарихи раздался громкий нетерпеливый стук в дверь. Старуха, испугавшись, побежала второпях отворять. Из спальни вышла сонная Надийка, завернувшись в большой тёплый платок, и встала на пороге. Старуха распахнула дверь, и в проёме возник сияющий Степан. Он тут же сгрёб Захариху в охапку своими огромными ручищами и поволок её в кухню, а после закружил на месте.

– Ой, батюшки, пусти, ирод ты окаянный, ты что же это делаешь?

– Радость у меня большая, бабушка! Дочка у меня родилась! Доч-ка!

– Всё хорошо? – подбежала к нему встревоженная Надийка в одной ночной рубашке.

– Да, всё хорошо. Я ведь вчера, как Марию повёз, так там и остался ночевать вместе с матушкой, у Марии-то прямо в дороге схватки начались, хорошо, что мы уже прямо у села были, я лошадь—то припустил, вмиг до больницы домчались. Ну, а после всё под окнами с матушкой и ждали, а как нам объявили, что всё хорошо, так мы и к Степану поехали, уж почти утро было, светало. Поделился я с братом радостью своей, да не мешкая домой полетели, и вот я матушку завёз домой, а сам сразу к вам!

– Слава Богу! – сказали в голос Захариха и Надийка.

– Да, – кивнул Степан, – Если бы не ты, Надийка, то беда бы была, как вовремя ты нас отправила-то!

– Что за беда? – девочка прижала ручки к груди.

– Врач нам сказал, что у дочки пуповина была вокруг шейки обмотана. А самое интересное знаете что?

– Что? – спросили шёпотом Надийка с Захарихой.

– Она ручку-то одну вперёд выставила, так и шла ручкой вперёд, а пуповина обвилась вокруг этой ручки тоже, так врач-то и сказал, что эта ручка её и спасла, а коли бы не она, так плохо могло всё закончиться. И как, говорит, вы почуяли, что в больницу ехать нужно? Подивился.

Захариха, перекрестившись, присела на стул, а Надийка тронула Степана за плечо и тихо спросила:

– Степан, ты ведь знаешь, что с Марией произошло?

– Знаю, – кивнул детина.

– Так вот, это ей за то, что она хотела тот грех совершить, жизни себя лишить через удушение. Вот и дочка чуть было не задушилась. Да, видать, Бог её простил, Марийку нашу, помиловал дитя.

– Да, роды были тяжёлыми, – ответил Степан, – Поэтому отпустят их попозже, сказал врач. Это из-за Марии, ей нужно окрепнуть, а с дочкой всё, слава Богу, хорошо.

***

Через две недели Степан снова появился на пороге дома Захарихи:

– Собирайтесь, поедем к нам. Я Марию с дочкой из села привёз.

Захариха с Надийкой радостно засуетились, и быстро нарядившись, да захватив узел с приданым, что вышила Надийка, поспешили в дом Глафиры и Николая на встречу с новорожденной.

В доме было тихо и спокойно. Девочка спала в колыбельке, которую сделал для неё дедушка и морщила носик во сне. Солнечный лучик падал на её щёчку, и она хмурилась, то сдвигая бровки, то вновь умиротворённо принималась посапывать, чмокая губками. Мария, ещё слабая после родов, но очень счастливая и гордая своим материнством, шагнула навстречу гостьям и крепко обняла обеих. За нею следом подошла Глафира, поцеловала Надийку:

– Ой, я так тебе благодарна, доченька, кабы не ты, не знаю, что с моими девочками и было бы.

– Ничего, всё хорошо, что хорошо кончается, тётя Глафира, – ответила Надийка.

Она подошла к колыбели, улыбнулась, поглядев на новорожденную, затем обернулась к Марии.

– Мария, ты же понимаешь, почему у твоей девочки пуповина была обёрнута вокруг шейки?

– Понимаю, – кивнула та, – Я много об этом думала там, в больнице, и всё поняла.

– Вот видишь, нельзя делать необдуманных поступков.

– Ты снова меня спасла, и девочку мою, – сказала Мария и заплакала.