Нить

Месяцы проходили спокойно. Катерина взялась за шитье одеял для спален и стала понемногу добавлять дому те чисто женские черточки, которых ему, как ей казалось, не хватало. Она научилась отключаться от мыслей о прошлом и о будущем, и шитье, как всегда, помогало в этом. Каждый стежок делался в настоящем, здесь и сейчас – иначе было нельзя. В прошлом остался Димитрий, а в будущем ее ждал только ежедневный страх перед возвращением мужа.

Дел Катерине хватало – нужно было ходить на рынок Модиано, готовить, шить и иногда навещать Евгению, – а вскоре ей пришлось взять на себя еще одну обязанность. Через полгода, недовольная тем, что ей пришлось уступить роль кухарки, домработница объявила, что уходит.

– Завтра помещу объявление в газете, – сказал Гургурис, на каждом «т», «б» и «п» обдавая Катерину брызгами супа, который она приготовила на этот раз. Это был суп из лобстера, и красновато-коричневые пятна сразу проступили на бледно-розовом платье.

Катерина кивнула. При таком огромном количестве безработных вряд ли придется долго ждать, пока кто-нибудь откликнется, хотя многие женщины готовы были скорее просить милостыню, чем убирать чужие дома.

На следующий день, обходя дом с тряпкой в руках, Катерина обнаружила, что все эти месяцы уборщица делала свою работу спустя рукава. Все, что на виду, блестело, а вот под шкафы и за спинки мебели она никогда не заглядывала. Катерина с удовольствием распахнула ставни и стала наводить чистоту. Это была довольно приятная работа, и дом показался уже не таким мрачным, когда в окна хлынул свет.

Она начала с прихожей и гостиной, а затем настала очередь кабинета Гургуриса. Там было несколько десятков книг, но корешки у всех необмятые. Все они стояли здесь просто для видимости.

Никакого толку от них, подумала она, обметая книги, только пыль собирают.

Том Ницше трогать не стала.

Она переложила со стола какие-то бумаги, чтобы отполировать его до блеска, а затем занялась потускневшими латунными ручками на выдвижных ящиках. Один из ящиков был приоткрыт, и кое-что в нем привлекло ее внимание. Там лежала какая-то папка, и на обложке большими аккуратными буквами стояло два имени: «Морено – Гургурис».

Увидев свою новую фамилию рядом с фамилией давних друзей, Катерина вздрогнула. Она часто думала о Морено, и каждый раз, когда бывала у Евгении, о них вспоминали с печалью и гневом. Они так и не узнали, что случилось с Элиасом, не слышали даже, добрался ли он до Палестины.

Катерина на секунду почувствовала себя виноватой: нехорошо рыться в бумагах мужа, но все же открыла ящик и вынула папку. С минуту посидела за столом, глядя на нее. Еще не поздно было вернуть ее на место, но демон любопытства уже овладел молодой супругой, и, еще секунду поколебавшись, она раскрыла ее.

Сверху лежал лист бумаги с какими-то цифрами, похожий на приходный счет, потом документ с печатями муниципалитета Салоников, а дальше, на плотной пергаментной бумаге «Свидетельство о праве собственности» на мастерскую на улице Филиппу. Насколько она поняла, предприятие обошлось ее мужу в очень небольшую сумму, в несколько раз меньше той, за которую можно было купить хотя бы дом на улице Ирини, и выплатил он ее сразу же, единовременно. Фактически предприятие досталось ему даром.

Дальше шла переписка, предшествующая продаже, и Катерина стала жадно читать письма, не веря своим глазам.

Она сразу же узнала подпись под первым письмом. Это было то же имя, что и на книге Ницше. За годы оккупации, когда офицеры были частыми гостями в мастерской, она запомнила несколько немецких слов. Среди них были «guten Tag», «bitte» и «danke schön». Вот эти слова она и увидела в конце письма: «Danke schön» – «спасибо».

Следом шло несколько писем от мужа в Службу по утилизации еврейской собственности и ответов на них. Катерина разложила их в хронологическом порядке и начала читать. Руки у нее неудержимо дрожали.

Первое письмо от Гургуриса было датировано 21 февраля 1943 года и отправлено из Ларисы. Катерина подсчитала, что это было еще до того, как Морено уехали из Салоников. В письме муж излагал просьбу передать ему «прибыльный и процветающий бизнес „Морено и сыновья“». Писал, что его предприятия в Верии и Ларисе уже хорошо зарекомендовали себя, и теперь он хочет расширить бизнес в Салониках. В ответ на это его просили представить доказательства лояльности правительству. За этим следовало еще несколько писем, и, читая их, Катерина почувствовала поднимающуюся тошноту. Там упоминалось о нескольких денежных пожертвованиях на правительственные нужды, а в последнем, написанном в июле 1943 года, был список имен. Она сама не заметила, как стала читать вслух.