Нити

В розовом свечении Мира Связей проступил силуэт старушки, в виде молодой женщины в простом платье до колен, с иглой и ножницами в руках. Женщина ловко поддела иглой пучки запутавшихся нитей, расправила их, и они спокойно разлетелись по сторонам. Проделав так несколько раз, она посмотрела на него в упор огненными шарами глаз, а Илья увидел мощный поток энергии, исходящий из ее груди. Она взяла в руки эти странные семь нитей, слегка дернула их. Потом с веселой улыбкой посмотрела на Илью.

И отвесила ему пощечину.

..Илья открыл глаза. Он сидел прямо на полу посреди спальни Эдика. Старушка уютно дремала в кресле. Тигран перевернул страницу газеты. Эдик по-прежнему восседал на диване, свесив ноги. На одной ступне болтался тапочек. Он пил чай.

— Ну как? — спросил Эдик. — Увидел?

— Кажется да. Я не уверен, но что-то такое было, — Илья растерянно посмотрел на старушку.

— Ты ее сейчас не трогай, ей поспать надо. Столько пряжи распутать сразу нелегко.

Илья присел на диван рядом с портным. Ужасно хотелось пить. Эдик все понял и сунул ему свою кружку. Позабыв про хорошие манеры, Илья приложился и осушил чашку до дна. Где-то в затылке зарождалась слабая ноющая боль, чтобы — он знал — протянуть щупальца к вискам и сдавить голову в горящих тисках. Перед глазами все еще прыгали цветные пятна.

— Стыдно говорить, но я вижу не все нити, — признался Эдик. — Только самые плотные. И кокон, в который тебя замотали, тоже вот не увидел.

Они переглянулись.

— У тебя есть враги? — спросил портной.

— Такие, как у тебя? Таких точно нет.

— Иногда человек и не знает, что у него есть враг. Живет себе, чирикает, а у него — враг. Личный, именной. Такой настоящий, злобный, который его искренне ненавидит, не за что-то, а просто так. Ненависть — это как любовь, только наоборот. Понимаешь?

— Не хочу я ничего понимать, Эдик, — сказал Илья, массируя затылок — Не до этого мне сейчас.

Эдик посмотрел на него долгим скорбным взглядом человека, который знает, но не может ничего сказать, потому что он немой.

— Дурак ты, — заключил он.

— Возможно. Но я хочу, чтобы меня оставили в покое.

Эдик покачал головой.

— Ничего не бывает просто так, пойми. Ты выполняешь какую-то функцию. И пока не выяснишь какую, тебя будет коротить каждый день. Как бракованную лампочку.

— Слушай, я реально благодарен тебе за помощь, но мне уже надоели все эти фокусы со зрением и психи вокруг…

— Ищи концы!

Оба повернулись в ту часть комнаты, где сидела старушка. Она выпрямилась в своем кресле, и смотрела на Илью в упор. Тонкий дрожащий палец был нацелен ему в грудь, как ствол оружия.

— Концы! Найдешь концы, найдешь ответы.

Эдик настоял на том, чтобы его накормили в большой гостиной, в присутствии всей родни. Отказаться Илья не смог. В результате чего следующий час занимался тем, что двигал челюстями, пережевывая яства, в изобилии приготовленные тетушками, сестрами и невестками Эдика. У блюд были экзотические названия, мгновенно вылетающие из памяти. Илья кивал всем подряд, улыбался и говорил «спасибо». Дети ползали под столом и хватали Илью за пятки. Шум стоял, как на базаре в воскресный день.

Вырвавшись от Эдика с долгими прощаниями и целым пакетом снеди, Илья медленно побрел по переулку. Дорога сильно раскисла, и пару раз он чуть не упал в огромную черную лужу. Из-за забора гавкали собаки. Парочка ворон дралась за кусок колбасы.

Илья шел и сквозь пленку боли чувствовал, как его способность усилилась. Как будто протерли тряпкой сильно испачканное стекло? Нет. Как будто настроили фокусировку на сверхчувствительном телескопе, и теперь можно было увидеть самую дальнюю звездную туманность. Он видел себя в этой новой плоскости, пучок ниток, расцветающий в груди, он их ощущал, как свои пальцы. Знал, к кому из людей ведет каждая. За исключением семи странных нитей, не окрашенных ни в один цвет. Белесых, полупрозрачных, но плотных. Там, на конце каждой смутно трепетал чей-то образ. Куда они вели, предстояло еще разобраться.

Но не сейчас.

7

В выходной Илья навестил мать.

Доехал на автобусе до северного района города, до квартала, где прошло все детство. Прошагал к десятиэтажному невзрачному дому, вошел в подъезд. Лампочка над крыльцом опять разбита. Поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь, послушал, как за ней шаркают знакомые шаги, и щелкает замок. Дверь открывается и на него смотрит старая женщина в сизом банном халате. Секунда заминки — и он окунулся в мир знакомых запахов, в темноту прихожей, лениво отвечая на каскад вопросов, скидывая ботинки и никуда не торопясь.

Потом сидел на кухне, смотрел в экран маленького телевизора с выключенным звуком и болтал о всякой ерунде с мамой.

— Ну ты как?

— Как обычно, а ты?

— Тоже нормально. Чем занимаешься?

— Да все то же.

— Понятно…

— Как на работе?

— Нормально.