Нити

— Иногда у человека появляется зрение, — продолжал Эдик, прихлебывая пиво. — Бывает так, что и пропадает. У тебя почему-то появилось. Обычно это означает, что на тебе завязаны какие-то важные нити, по ним уже пробежала дрожь, и они усилили в тебе колебание. Внутреннее колебание, и ты стал более чувствительным. Понимаешь?

Илья кивнул.

— Ты пока видишь частями, как будто смотришь сквозь замочную скважину. Потом будешь видеть больше, и дальше и так, пока голова не перестанет болеть. Это придет со временем.

— Но почему это произошло со мной?

— Откуда мне знать! — Эдик развел руками.

— Николай Михайлович говорил, что у него это появилось после аварии с поездом.

— Потому что порвалось много нитей. Сразу. А он оказался на линии пересечения.

— А у меня ничего такого не было.

— Это ты так думаешь. В жизни много чего случается, о чем со временем забываешь и предпочитаешь вообще никогда не вспоминать. А потом вспыхнет в памяти, и все сразу поймешь четко. Человек сам по себе ничего не значит. Только в связке с другими.

Илья поразмыслил.

— И что же делать?

— Да ничего, — Эдик пожал плечами. — Жить дальше. Это тяжело, но я тебя научу, как справиться. Это как хроническая болезнь. Сначала мешает, потом привыкаешь, и уже не замечаешь.

— А у тебя это давно?

Эдик рассказал, что с подросткового возраста. Отец погиб на войне, одной из тех бессмысленных и скоротечных, которые полыхали на границах между кавказскими государствами. Мать с тремя детьми уехала из провинции в столицу, пришлось поднимать их в одиночку. Эдик как старший сразу пошел работать, голодал, часто болел, но это тяжелое время они пережили, и стало легче. Помогали знакомые, друзья, родственники. С тех пор он убедился, как прочны и вместе с тем хрупки бывают нити, связывающие людей. Он женился, родил сына, переехал в Россию, закрепился здесь благодаря тем же связям со знакомыми и друзьями. Появилась дочка, новые друзья. Сейчас работает, имеет кусок хлеба и не жалуется на жизнь.

— Все это очень занятно, но верится с трудом, — признался Илья.

— Конечно, — согласился Эдик.

— Магия какая-то. Сказки.

— Индейцы на Аляске тоже думали, что северное сияние — это магия. Но мы знаем, что нет. — Эдик оглядел заведение. — Поздно уже. Пора домой идти.

Они расплатились и вышли. Возле входа курили трое парней. Один из них, заметив Эдика, крикнул:

— Как дела, черномазый?

Двое других сразу развернулись. Илья сжал было кулаки, но портной потянул его прочь. Обидчик крикнул что-то еще, и в спину им хлестнули взрывы смеха. Эдик молчал. Выглядел он очень спокойным и шел с достоинством. Стало зябко. Лужи схватились коркой льда, грязная каша превратилась в рассыпчатый ледяной песок. Март показывал свою непостоянность. Они прошли несколько кварталов в молчании, когда Эдик сказал:

— Видел этих?

— Ну, — Илью запоздало трясло, хотелось вернуться и… да неважно, вернуться, что-то изменить, поставить гадов на место.

— Я на них не злюсь, если ты об этом думаешь. На людей вообще глупо злиться. Особенно на таких. Один из них помрет еще до конца года, а другой сядет, лет на семь.

— Как ты об этом узнаешь? По нитям?

— По морде! Верится с трудом, да? Похоже на прогноз погоды, только чем дальше, тем меньше четкость.

— И прошлое тоже видишь?

— Прошлое как круги на срезе дерева. Помнишь, в школе говорили, что по кругам можно определить, сколько дереву было лет. Ну вот, я также определяю прошлое. Оно не меняется.

— Получается, ты видишь человека насквозь.

— Не всегда. Человек — мутный сосуд, и порой в этой мгле появляется такое, чего лучше бы никогда не видеть. Никаких чисел или имен, ничего такого. Образы, картинки, ощущения. Ты током обжигался когда-нибудь?

Илья кивнул: один раз он забыл выключить светильник из розетки и когда менял лампочку, сунул палец в патрон.

— Вот. Нить — это как ток слабого напряжения. Тронешь — и всего тебя накрывает. Очень чувствительно. Поэтому я стараюсь без надобности не видеть.

— То есть этим еще можно управлять?

— Разумеется. После тренировок.

Илья вспомнил про случай с уволенным работником и красочно описал Эдику, как час просидел в изоляторе в компании двух алкашей, цыгана и бомжа, прежде чем его соизволили выпустить на волю. Эдик смеялся.

— На самом деле не стоило вмешиваться. Ты просто оттягиваешь нить, но как в струне, она снова натянется.

— Но я думал, что поступил правильно, — растерялся Илья. — Что же делать?

Ему вспомнилась красивая теория про то, что взмах крыльев бабочки на одном конце земного шара способен вызвать ураган на другом его конце.

— Теперь уже ничего. Но мы, видящие, стараемся не вмешиваться в ход событий. Нить, которая должна порваться, рано или поздно лопнет. И ты ничего не сможешь здесь поделать.

Они подошли к остановке.

— Ну вот. Мне на ту сторону переходить, — Эдик протянул руку. — Счастливо.

— Спасибо. Я только хотел еще спросить…

— Заходи ко мне в будку. Не найдешь, так пиши записки, Тигран передаст. Он надежный. И не надо телефонов, от них все искажается.

Илья открыл было рот, но Эдик уже махал руками, завидев в дальнем конце улицы свой автобус: