Нити Данталли (СИ)

Грэг Дэвери был ее единственным родным человеком, Аэлин знала, что обязана найти его живым или мертвым, однако теперь и вовсе не представляла, как это сделать. Мальстен О. оказался совершенно бесполезен, зацепок больше не было, а дневник, который молодая женщина перечитывала столько раз, что помнила наизусть каждое слово, не желал дать более ни одной ниточки, которая могла бы привести к Грэгу.

Не в силах справиться с собой, Аэлин прикрыла руками лицо и отвернулась от данталли, пытаясь унять отчаяние, накатившее на нее. Впервые за столько лет она понимала, что вот-вот расплачется от осознания собственной беспомощности.

Мальстен сочувственно наблюдал за охотницей, не произнося ни слова.

«Проклятье, а ведь Грэг все еще там. Он уверял, что закончит дело и покинет Малагорию. Возможно, в его планы не входило давать мне знать о своем благополучии, но ведь собственную дочь он должен был хоть как-то поставить в известность!»

Тело Аэлин начала бить заметная дрожь. Мальстен приблизился, снял плащ и накинул его на плечи охотницы, хотя понимал, что вряд ли ее дрожь вызвана холодом осенней ночи. Данталли не сумел удержать себя от того, чтобы заботливо положить руку на плечо молодой женщины.

На вкус Мальстена она была до невозможности красива. И хотя ему встречались женщины, нисколько не уступающие Аэлин Дэвери внешне, в охотнице было нечто особенно притягательное.

«Не теряй головы», — приказал себе Мальстен.

— Леди Аэлин… — обратился он, стараясь скорее нарушить тягостное молчание. Охотница вздрогнула под его прикосновением и спешно повернулась, небрежным движением утирая лицо.

— Простите, — качнула головой она. — Простите, Мальстен. Вы правы. Я доставила вам неприятности одним своим появлением, из-за меня погиб ваш знакомый. И все ради одной проклятой строчки в дневнике моего отца. Вы действительно не можете помочь.

Данталли вновь ощутил укол вины.

«Проклятье, я могу. И должен. Кхалагари все равно не оставят ее в покое, а если Аэлин при этом прекратит поиски отца, Грэг рано или поздно погибнет пленником в Малагории… если еще не погиб».

Мальстен виновато посмотрел на охотницу, глаза которой блестели от слез, и понимал, что не может поступить с ней так же, как поступил с ее отцом. Не может оставить ее, даже если она об этом просит. Она в опасности по его вине. Как и Грэг. Казалось, в тот момент он твердо решил для себя, что должен помочь охотнику выбраться из плена. Быть может, богиня справедливости Ниласа таким образом дает ему шанс искупить вину за свое бегство? Или это проказник Крипп заводит его в ловушку? Трудно было сказать наверняка. Информация о том, жив ли еще Грэг Дэвери, существенно упростила бы задачу.

— Скорее всего, нам действительно не по пути, — с печальной улыбкой произнесла Аэлин, прерывая тяжелые раздумья данталли. — С рассветом я покину вас и более не побеспокою.

Намереваясь таким образом закончить разговор, охотница сбросила плащ мужчины со своих плеч и с благодарным кивком протянула его владельцу.

— Леди Аэлин, постойте, — Мальстен задержал молодую женщину, взяв ее за руку. Несколько секунд Аэлин непонятливо смотрела на свою ладонь в огрубевшей руке данталли, лишь потом подняла глаза.

— Вы намерены продолжать поиски самостоятельно? — поинтересовался Мальстен. Поняв, что недопустимо долго держит охотницу за руку, он поспешил отпустить ее.

— Я… не знаю, где искать, — неопределенно повела плечами Аэлин. Мальстен кивнул.

— Да, мне… многое не известно об особенностях работы вашего отца, но, возможно, я все-таки сумею вам кое-чем помочь. Для начала потребуется вещь Грэга. Она у нас есть — это его дневник. А дальше… придется вам немного поступиться своими принципами и не набрасываться с парангом на иное существо.

Охотница округлила глаза. Мальстен бегло надел плащ и приподнял руки, с улыбкой понимая, что могло прийти Аэлин в голову.

— Я имею в виду, что нам следует обратиться к тринтелл.

Черты лица охотницы едва заметно расслабились, что лишний раз дало данталли понять: ему не стоит ей рассказывать правду о себе.

Идея обратиться к лесной ведьме или колдуну явно не вызывала у Аэлин особого восторга.

Тринтелл были существами с весьма странными кровными отношениями. Как и в случае со спарэгами, их называли ведьмами или колдунами, с той лишь разницей, что «лесными», а не «болотными», хотя на деле ни те, ни другие иные не имели отношения к магии. Тринтелл всегда рождались тройнями, и у каждого младенца присутствовал единственный, строго определенный изъян: слепота, глухота или немота. Чтобы продолжить род, тринтелл должны были обрести целостность, а для этого один из тройни должен был убить обоих своих братьев или сестер. Забирая их жизненную силу, победивший тринтелл приобретал недостающие качества, а также получал дар провидения, схожий с даром аггрефьеров. Однако если последние чувствуют лишь смерть, то тринтелл способны увидеть намного больше. Лишенные суеверных страхов смельчаки среди людей и иных не раз прибегали к услугам этих существ.