Нити Данталли (СИ)

— Эллая Дортмунда казнил не я, а другие жрецы, оказавшиеся в Хоттмаре проездом. Но в остальном — да. Всех, — кивнул Бенедикт, невесело усмехнувшись. — Я помню вообще всех, кто побывал у меня на допросах. Всех, кого я казнил, в том числе и за пособничество, и всех, чьи дела изучал. Могу назвать тебе по именам всю Кровавую Сотню Анкорды, как уже называл эти имена в Храме Тринадцати в Кроне.

— Называли в Храме Тринадцати, — нахмурился молодой человек. — В святилище Рорх?

— Именно.

— Вы молились за их перерождение?

— За каждого, — кивнул Бенедикт. — И, предупреждая твой следующий вопрос, нет, я не суеверен и не считаю, что этой молитвой отдавал за солдат Кровавой Сотни часть собственной души. А если и так… — старший жрец Кардении пожал плечами, — значит, так тому и быть. Мне все равно.

Киллиан тяжело вздохнул.

— Наверное, это непросто, — пробормотал он. — Помнить их всех…

— Такие вещи отпечатываются в памяти, — кивнул Бенедикт. — Разве ты сможешь теперь забыть когда-нибудь Ганса Меррокеля?

Харт опустил взгляд.

— Вряд ли, — тихо отозвался он.

— Это наша работа, Киллиан. Ты должен понимать, на что идешь, когда берешься за нее. Память о каждой казни — неотъемлемая часть нашего дела. Поэтому я так стараюсь научить тебя отвлекаться от твоих кошмаров. Иначе можно сойти с ума.

Колер выждал, пока ученик посмотрит на него, и внимательно заглянул ему в глаза.

— Как тебе кажется, Киллиан, ты справишься с этим? С тем, чтобы научиться выведывать информацию у существ, которых крайне тяжело сломать. С тем, чтобы отправлять на костер людей, которые отдали свои души этим демонам, или людей, которые сделали это против воли. С тем, чтобы помнить каждое имя. Справишься? Не думаю, что тебе приходилось задумываться об этом в Олсаде.

Харт нахмурился. Несколько секунд он молчал, затем качнул головой.

— Хотел бы я с уверенностью ответить положительно, Бенедикт, но не могу. Я не знаю.

Вопреки ожиданиям молодого человека, на лице Колера растянулась улыбка.

— Хорошо, — кивнул старший жрец. — Если бы ты однозначно ответил положительно, я решил бы, что ты не готов или не понимаешь до конца сути этой работы. Но ты понимаешь. И поэтому сомневаешься.

— Жрец Леон говорил, что в нашем деле нет места сомнению.

Бенедикт хмыкнул.

— И после этого фанатиком называют меня. Дело в том, что жрец Леон никогда никого не казнил. Он и данталли-то вряд ли видел живьем когда-нибудь. В этом случае уверенность объяснима. Но когда тебе довелось хоть раз провести допрос и казнь — особенно над человеком, ты начинаешь чувствовать цену.

— Это тоже наша расплата? — невесело усмехнулся Харт.

— Именно, — кивнул Бенедикт, оценивающе окинув ученика взглядом.

Некоторое время спутники молчали, затем Харт вновь повернулся к наставнику и, нахмурившись, кивнул:

— Бенедикт, можно спросить еще кое-что?

— Разумеется.

— Это ведь вы ввели правило казнить людей за пособничество данталли. Кем был первый человек, которого вы за это сожгли? Как эта мысль пришла к вам?

Колер отвел взгляд, уставившись на костер.

— Думаю, отвечу сразу на оба вопроса: это была Адланна Колер, моя жена.

Молодой человек поджал губы, не сразу сумев что-то сказать. В ответ на это молчание на губах старшего жреца Кардении появилась тень понимающей печальной улыбки.

— Жестокая месть… — шепнул, наконец, Киллиан.

— То была не месть, — нахмурился Бенедикт, — а попытка спасти ее душу от влияния демона-кукольника. Я не утверждаю, что не был зол и не чувствовал себя обманутым, это было бы ложью. И, пожалуй, доля мести в этом присутствовала. Однако основной задачей я искренне ставил спасение души Адланны, могу поклясться в этом перед богами. А о том, что чистоту души порабощенного человека возвращает только очищающий огонь, ты знаешь и без меня из истории борьбы с некромантами.

Бенедикт не разглядел в глазах Киллиана доверия и невесело усмехнулся.

— Ты можешь не верить мне, но я видел, как это существо изменило мою жену. Это была уже не Адланна, а лишь марионетка данталли. Чтобы спасти ее душу хотя бы перед богами, я должен был разорвать эту связь.

Видя задумчивость ученика, Колер ухмыльнулся.

— Назови меня фанатиком или чудовищем, если хочешь, я не обидчивый. К тому же слышать это мне приходилось не раз.

— Вы фанатик, — криво улыбнулся Киллиан. — Но чудовище в этой истории все же другое.

— Спасибо, — вдруг искренне произнес Бенедикт.

— За что?

— Ты один из немногих, кто сказал это искренне.

* * *

«Отчет о поимке данталли.

Жюстин, Ра̀стия.

Год 1438 с.д.п.