– А ты подумай. В работе столько же смысла, сколько в обваливании рыбы в перьях. А мы все приезжие. Наводит на мысль: местные не хотят делать эту работу. Он слизнул с нижней отвислой губы листик салата с майонезом и продолжал: – У меня мурашки бегают по спине. Если бы не надбавка, я давно бы уехал, точно тебе говорю. Как ты думаешь, что все это может значить?
Брайан покачал головой.
– Я здесь первый день.
– Ну а я здесь со вчерашнего дня. Ты заглядывал в дыру?
– Нет.
– Я заглянул в свою. Ничего не видно, каменные ступеньки вверх и вниз. Раствор льется и льется вниз, как в бездонную яму. Как будто подвал доходит до преисподней. Я залил уже несколько сот кубов. Опасно!
– Почему опасно?
– Бетон же вспучивается. По–моему, именно поэтому мы не работаем по ночам. Бетону нужно время на вспучивание. Там, в глубине, постепенно нарастает давление, может разорвать все чертово здание. Мне кажется, что слышен треск. Уж ты поверь мне, я знаю.
– Ладно, мне пора на место, – сказал Брайан. – Время – деньги, особенно здесь. Солнце начало освещать стену, яркий луч проник в дыру. С места, где находился Брайан, ничего не было видно. Он проверил, как идет раствор, осторожно подошел поближе к дыре. Ничего не видно, кроме потока серого раствора. Брайан принюхался. Запах! Он снова принюхался. Зловоние наполнило нос. Он вспомнил, что когда–то встречался с таким запахом.
Тогда ему было лет двенадцать, они с матерью только что переехали в новый дом. Мать получила повышение, стала заведующей отделом в магазине, ее зарплата увеличилась. Теперь они могли переехать в новый, приличный дом. А Брайан не переставал приставать к матери, требуя домашнее животное.
– Я буду ухаживать за ним, буду кормить его, буду гулять с ним.
Честное–пречестное, мамочка!
«Честное–пречестное» слово означало самое твердое обещание. Нельзя было нарушить «честное–пречестное», ни за что!
Спустя неделю, когда мать вроде бы начала уже колебаться, Брайану встретилась шестилетняя малышка с картонной коробкой в руках.
– Мистер! – шмыгая носом, позвала малышка. Когда вам двенадцать лет и к вам обращается как к «мистеру» хотя бы шестилетка, вы обязательно откликнетесь. – Что, малышка? – спросил Брайан, подтягивая штаны.
Та, продолжая шмыгать носом, протянула коробку и сказала:
– Тут киска.
– Ну и что с твоей киской?
– Па сказал, – шмыгая носом и сдерживая слезы, проговорила малышка, – па сказал «забирай киску»… Па сказал, если он увидит ее в доме, то бросит в сортир. Она же утонет, мистер!
Коробка затряслась, как бы соглашаясь с тем, что было сказано.
– Тебе надо киску, мистер?
Брайан заглянул под крышку коробки, внутри что–то мяукнуло. Он подумал, вспомнил, что у мамы, как и у него, доброе сердце. Дома Брайан спрятал коробку в подвале, предварительно поставив в нее блюдце с молоком.
– Она была такая маленькая, такая бедненькая, мама. У нее нет мамы, она сказала, что отец у нее дрянь. Что мне оставалось делать?
Ну а что могла сделать мама? Пришлось пережить и то, что киска оказалась взрослой кошкой в интересном положении. Ее назвали Жулькой в память о том, как она жульнически попала к ним в дом. Жульку устроили на мамином старом байковом пальто, на ужин в первый день она получила коробку сардин. На следующий день Брайан видел, как судорожными движениями Жулька вытолкнула из себя шесть серо–черных покрытых слизью комочков.
Только через десять дней Жулька позволила Брайану погладить своих котят. Почему–то их оказалось только пять. Через неделю Жульку с потомством выпустили из подвала и позволили им войти в дом. Выполняя свое «честное–пречестное», Брайан должен был сделать уборку в подвале. Уложив провонявшее старое пальто в пластиковый пакет, он приступил к уборке подвала с помощью щетки и раствора извести, выданных матерью.