Нити Судьбы

Она неслась, не разбирая дороги к реке. Нет, топиться она не собиралась. Просто выплакаться вволю. От реки поднимался сизый туман. Он лучше всех спрячет ее от злых глаз сельчан. И ведь самое обидное, что мать ни за что не поверит, что с Яшей они лишь целовались. Полина Яковлевна даже не спросила, правду – нет ли сказал Матвей. Сразу за веник взялась. Свете было жаль мать, а себя жальче всех. Она плакала, сидя под ветками ивы, и никак не могла успокоиться. Как теперь смотреть в глаза маме, если та ее гулящей считает? Да обидно больше всего то, что Света ни в чем не виновата. Не спала она с Яшей, была чиста, как и прежде, да только этому никто теперь не поверит.

***

Село лихорадило. Говорили о пожаре, о цыганах, о Свете. Смотрели косо в ее сторону, но не успел опуститься вечер на землю, как вспыхнул новый пожар. На этот раз горел еще недостроенный дом участкового. Ни о какой проводке или газе разговоров не было.

Всем было ясно, как Божий день, что это дел рук цыган. И ведь цыгане не стали поджигать ту сараюшку, в которой сейчас жил милиционер с молодой женой. Нет, сгорел сруб, на который оставалось лишь крышу поставить и все – дом готов.

Участковый молча смотрел на горящий дом, его жена тихонько плакала рядом. Тушить и спасать сруб никто не спешил. Нажитого годами имущества в доме не было, выносить ничего не нужно. А сруб проще новый сложить. Только эту зиму участковый, скорей всего, проведет опять в лачуге, где кроме печи да кровати, ничего не помещается. Что и говорить – цыгане отомстили за смерть своего соплеменника.

На следующий день уже под вечер, Света мыла пол в избе. Весь день прошел в хлопотах: то теленок никак не хотел уходить со двора, пришлось вооружиться хворостиной и проводить его на выпаса; потом огурцы с помидорами в банки закатывала, вот и пришлось полы мыть на ночь глядя. Мать спохватилась и отправилась в сельскую пекарню за хлебом. Она должна была вернуться перед возвращением стада в село. Мать и дочь не разговаривали друг с другом в течение всего дня. Ходили обе хмурые. Полина Яковлевна лишь тяжело вздыхала, глядя на дочку, а той было стыдно перед матерью.

Стукнула входная дверь, и Полина Яковлевна прошла с сумкой на кухню, Света к тому времени уже принялась за веранду. Мать появилась вновь на пороге избы. Света, увидев ее босые ноги, подняла глаза. Лицо женщины был озадаченным. Никак что-то спросить хочет или рассказать. Девушка оставила тряпку, выпрямилась. Их глаза встретились.

– Любишь Яшу? – вдруг тихо спросила Полина Яковлевна.

Света покраснела.

– Люблю, – так же тихо ответила она, не отводя взгляда от лица матери.

Та тяжело вздохнула.

– Тогда беги в табор. За ним прийти должны будут. Участковый и Матушкин теперь не оставят его в покое, – сказала она, а Света с каждым словом все сильней бледнела, чувствуя, как в желудке образуется ледяная пустота.

– Кем ему приходится тот убитый? – спросила Полина Яковлевна. Девушка судорожно сглотнула.

– Брат родной, младший.

– Значит, он мог отомстить за брата, – произнесла глухо мать, и протянула дочери сумку, – тут хлеб, молоко. Продукты, в общем. Уведёшь Яшу на дедовскую пасеку. Там пересидите дня два. А я скажу, что ты ушла к тетке в Павлёнки. Ей я уже позвонила.

Света смотрела на мать, на сумку, которую женщина держала в руке, и слезы подступали к глазам. Она бросилась ей на шею, понимая, что мама любит настолько, что в целом мире нет ничего важней счастья дочери, и именно поэтому она отпускает свою кровиночку с цыганом. А ведь, наверняка, это решение далось не просто, и она переступает через все свои принципы и желания. По сути, мать содрала с себя кожу, а такое даром не проходит. Наверное, поэтому она выглядит такой подавленной и уставшей.

– Мамочка, прости меня, – шептала горячо Света, – люблю тебя, спасибо.

– Ступай, переоденься, – произнесла женщина, отстраняя от себя дочь.

Девушка посмотрела на нее. Глаза у Полины Яковлевны были сухими, но будто на нее навалилась вселенская усталость. Света только теперь заметила морщины, пролегающие через открытый лоб мамы. Взгляд был потухшим, и уголки губ опустились, а душа, наверное, стоном стонала. И глядя на мать. Света чувствовала, какая тоска ее охватывает. Ей вдруг стало страшно.

– Если ты не хочешь, я не пойду, – прошептала девушка, а губы плохо слушались.

Мать устало улыбнулась и провела рукой по голове дочери. Она-то понимала, что Света сказала эти слова, не потому что была готова остаться рядом, а потому что знала: мама хотела услышать эти слова.

Услышала и не поверила.

– Иди, – сказала она глухо, и собственный голос ей показался хриплым.