– Люся! Ятебя видел! Ты не такая хрупкая, чтоб прятаться за швабру! И на фоне штор ты тоже заметна. А ну сейчас же марш отсюда! К пилюлям, грелкам и горячему молоку с медом! – бушевал Андрей Петрович.
– Ненавижу молоко! – пискнула из-за пианино Люда и опять нырнула обратно.
– И молчать!!! Не открывай рот в течение недели! Ясно тебе?
– А есть как?
– Молча!!! – орал Белянкин.
Он бросил на стол листы с нотами, и те разъехались по полировке, несколько спланировало на пол, но педагог даже не оглянулся. Он своими длиннющими ногами в два шага пересек кабинет, выволок из убежища Людмилу и потащил к двери. Люся последним усилием вцепилась в пианино и что-то пыталась говорить в свое оправдание. Да где там!
– Я буду молчать! – твердила девочка.
Андрей Петрович все-таки отодрал ее от инструмента и вновь поволок к выходу.
– Буду молчать, честное слово! Даже тише, чем мышь! – уверяла Люся и схватилась за вешалку. Треногое чугунное чудище пошатнулось и легонько щелкнуло педагога по темечку. Стукнуло бы сильней, да Люся успела его придержать.
– Ой, – сказал Белянкин, отпуская Люсю и ощупывая то самое темечко.
– Я спасла вам жизнь! – заявила Милославская.
– Ну да, конечно! Сначала этим… этой треногой шарахнула по голове, а теперь – жизнь спасла!?
– Буду молчать, чест слово!
– Не верю! – повторил знаменитую фразу Станиславского Андрей Петрович. Он вновь двумя шагами пересек комнату. Именно это дало повод Людмиле усомниться в крепости его решения. Не выгонит теперь. Она побежала вслед за ним, стала поднимать нотную грамоту, стараясь заглянуть в глаза. Знала, что сдался. Ромала протянула педагогу те листы, что успела собрать. Для нее это был первый концерт, который она увидела в исполнении Люси. Конечно, цыганочка понимала, что все это только спектакль, и они оба – и Белянкин, и Люся – это знали и талантливо играли свои роли.
– Я буду молчать! – проговорила она в который раз.
– Ну, еще бы! В противном случае, мадмуазель Милославская, я засуну вам в рот кляп. Усекла?
– Усекла, – весело повторила Люся.
Конечно, она все поняла, но Ромала видела, как трудно ей было сдерживаться. Людмила, не замечая того, начинала подпевать, и лишь суровый взгляд из-под ресниц учителя захлопывал ей рот.
Белянкину понравилась Ромала. Он сразу оценил ее талант и возможности голосовых данных. Помимо Милославской у него еще было два дуэта, исполняющих современные песни. Через пару занятий цыганочка впервые ощутила, прочувствовала мощь великолепного голоса подруги. Ромала чуть припозднилась. Гардеробщица Дворца творчества подслеповатая и глуховатая Анна Ильинична, а попросту баба Нюра, куда-то отлучилась. Девочка стянула куртку и быстро переобулась, но вещи пришлось нести с собой. Вдруг пробегая по коридору, она услышала мощный чистейший голос, который выводил «Вдоль по Питерской».
– Это же надо, голосина какой! – изумилась цыганочка. Толкнула дверь в кабинет: заперто. А на ней записка: «Занятия в к.46». Побежала обратно. Голос звучал все ближе и ближе, пока Ромала не уткнулась в табличку «46». Она приоткрыла дверь. Андрей Петрович, согнувшись клюкой, играл на пианино. А рядом легко и непринужденно Людмила Милославская выводила «да на троечке…». Ромала так и осталась стоять в дверях. Люся подмигнула ей и махнула рукой, призывая войти, не сбиваясь ни с ноты, ни с интонации. Белянкин смотрел на свои длинные пальцы и даже не поднял головы. А потом Ромала исполнила старинный романс на слова С. Есенина. И тогда Люся стояла, не шелохнувшись, у тяжелых пыльных гардин и молчала.
Ромала очень быстро сдружилась с Люсей. У них были общие интересы, обе обладали талантом и жили, не завидуя друг другу. Саша был представлен Людмиле, и представлен именно как парень цыганочки. Насколько Александр помнил, Ромала впервые сказала о нем «мой парень», и был несказанно рад этому.
У Милославской, которая, к слову, была старше подруги на полтора года, тоже имелся кавалер. Кирилл заходил за ней раз в неделю, по вторникам. В остальные дни Люся ждала окончания его тренировок в бассейне. После знакомства парней, ребята вчетвером ходили в кино и на выставки, которых становилось с каждым днем все меньше и меньше.
***
1992 год пролетел по стране, обогащая прилавки магазинов и обедняя кошельки простых людей. Цены росли не по дням, а по часам в прямом смысле этого слова. На смену отечественным шоколадным батончикам пришли «Сникерсы» и «Марсы». В начале 93-го года цена на булку хлеба сравнялась со стоимостью «Жигулей» в Советское время. Но Ромалу и Полину Яковлевну эти тотальные изменения не сильно коснулись. Яша был предприимчивым. Его дело не захирело и благополучно пережило все катаклизмы того периода.