«Нити судьбы»

– Поцелуй меня.

На ее губах остался легкий привкус кофе – нотки самого напитка, гвоздика и что-то еще, едва уловимое, вкус тех трав, название которых Вивиан и Адам держали в секрете. Я положила ладонь ей на шею и привлекла к себе, но через мгновение отстранилась и сказала:

– Едем домой. Ты ведь хочешь попасть домой до того, как пойдет дождь?

Конечно, в постели она не была похожа на Карлу. Отчасти потому, что таких, как Карла, больше не существует. Отчасти – потому, что мы не вернем себе испытанных впервые ощущений, как бы мы ни старались. Она была наглой и бесстыжей девчонкой – одним из талантов Вивиана было очень точно описывать то, как женщины ведут себя во время секса, и он в очередной раз оказался прав. Смутить ее мог разве что сам черт – не смутил ее даже тот факт, что до меня она ни разу не спала с женщиной.

Но это не меняло того факта, что она была прекрасна. Каждая принятая ею поза была неизменно изящна, будь она даже самой развратной на свете. В ней было что-то… аристократичное

. Вот что она взяла от Карлы. Она, как и ее мать, умела сохранять достоинство в любом положении, в любой ситуации. И не менее хорошо у нее получалось сочетать это с неуемным темпераментом. В данном случае поговорка «яблоко от яблони падает недалеко» оказалась верна.

Джессике надоело созерцать ночь за окном. Она села на кровати, подняла с ковра сигареты и, щелкнув зажигалкой, закурила. После чего посмотрела на меня, задавая безмолвный вопрос, заметила, что я киваю, и подкурила еще одну сигарету.

– Я хочу у тебя кое-что спросить, – сказала она.

Я кивнула в очередной раз, затягиваясь и снова принимая горизонтальное положение. Джессика подсела чуть ближе ко мне и обхватила колени руками.

– Ты не ревнуешь меня к Вивиану? – задала она вопрос.

Я рассмеялась.

– Нет, конечно. Почему я должна ревновать?

– Вы хорошие друзья… коллеги и все такое.

– Это дает мне право ревновать?

– Думаю, что нет. – Джессика сделала неопределенный жест рукой, посмотрела на меня и улыбнулась. – Это все кофе. Он заставляет меня городить всякую чушь! Я еще никогда в жизни не несла такой ерунды!

– Он всего лишь заставляет тебя говорить то, что ты думаешь, и делать то, что ты хочешь делать.

Джессика сделала пару мелких затяжек.

– Какой опасный кофе, – констатировала она. – Его нельзя пить часто! Хотя… почему, собственно, нельзя? Очень даже можно. Было бы здорово, если бы люди говорили то, что думают, и делали бы то, что хотят делать, правда?

– Да. Только некоторым, мне кажется, не поможет даже кофе.

Я поставила на покрывало пепельницу, и Джессика тут же воспользовалась ей, стряхнув с сигареты пепел.

– В последние годы мама много говорила о тебе, – снова заговорила она. – Рассказывала разные истории, вспоминала… странно, но о тебе она рассказывала в разы больше, чем о моем отце. О тебе я знаю почти все: какими духами ты пользовалась, какую одежду предпочитала носить, что ела и какой пила алкоголь. А о нем я ничего не знаю, веришь? Я даже не в курсе, кем он работал, и работал ли вообще… – Она посмотрела на меня. – А ты помнишь маму?

– Конечно. Я буду помнить ее всегда.

– Ты… и сейчас ее любишь?

Я помолчала. Джессика еще немного придвинулась ко мне, так, будто надеялась, что ее близость расположит меня к откровенности.

– Да, – ответила я. – Мне кажется, что я никогда не переставала ее любить. Это как… чистый образ, который остается у тебя в памяти, и он неизменен – не важно, что ты делаешь и какой жизнью ты живешь.

– Она тоже любила тебя, – сказала Джессика. – Она переживала по поводу того, что вы расстались… иногда говорила мне, что была бы рада что-то вернуть. Но потом поправляла себя: прошлое не вернешь.

– Она была мудрой женщиной, – кивнула я.

– Да, – согласилась Джессика и добавила после паузы: – Мне ее не хватает.

– Вряд ли я тебя утешу, если скажу, что мне очень не хватало ее с того момента, как мы с ней расстались, правда?

Джессика медленно кивнула и сделала очередную затяжку.

– Давай не будем об этом, – предложила она. – Я не хочу, чтобы ты грустила. Мама говорила, что ты часто грустила… а у тебя такая красивая улыбка.