Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

Никогда - ни прежде, ни позже! - столица Советского Союза не знала такой открытости, такой свободы общения, как в лето пятьдесят седьмого года во время молодежного фестиваля! Впоследствии Камилл узнал от своих московских друзей, бывших в том году, как и он, студентами, что партийные органы и госбезопасность провели огромную подготовительную работу, мобилизовав чуть ли не всех московских студентов выполнять работу соглядатаев-доносчиков. Каждый мобилизованный должен был в конце дня писать подробнейший отчет о том, кто из знакомых или незнакомых им лиц когда и с кем встречался, о чем разговаривал, что показывал.

Но где он, конец дня во всеобщем веселье молодых людей со всей планеты? Только очень немногие из привлеченных к этой мерзкой акции писали такие отчеты, большинство же, послав к черту всех этих дяденек из органов, просто веселилось.

Веселился и Камилл. Завязал несколько хороших знакомств с иностранцами, увел от одного самоуверенного венесуэльца его подружку-француженку, раздал не менее сотни своих прокламаций, бдительно следя, чтобы не нарваться на засаду из секретных сотрудников. Все обошлось, удалось не засветиться, и в досье студента Афуз-заде новой страницы не появилось.

Камилл вернулся в Ташкент в тот самый день, когда он должен был идти на экзамен по военной подготовке. Назавтра экзамен сдавала вторая половина его группы, и усталый с дороги парень решил не бежать прямо с поезда на военную кафедру, а присоединиться к завтрашней подгруппе.

Не тут-то было.

Отныне кто-то был поставлен следить за любой самой малой промашкой студента Афуз-заде. Когда один из проводивших экзамены офицеров уже занес Камилла в список студентов, должных отчитываться в знаниях, вдруг некто куда-то вызвал по телефону ответственного за проведение экзаменов полковника. В результате вернувшийся полковник студента Афуз-заде вычеркнул из списка, и вслед за этим студент этот был вызван в кабинет заведующего военной кафедрой. Несколько обескураженный Камилл предстал пред очи генерала, который сообщил ему, что из-за неявки студента Афуз-заде на экзамен вчера в понедельник, он отчислен сегодня, во вторник, из Университета приказом ректора. Камилл не понял, попытался задать несколько вопросов, но маразматик генерал грубо приказал ему покинуть кабинет. Полковник, ответственный за экзамены тоже казался обескураженным, но ничего объяснить Камиллу не мог.

Камилл отправился в ректорат, где секретарша сказала ему, что ректора уже несколько дней нет в университете. На следующий день Камилл опять был в ректорате и вновь не застав ректора пошел в свой деканат. Там замдекана его не понял и озабочено всмотревшись в лицо своего студента, велел идти домой и проспаться. Камилл пошел на военную кафедру, но и там ему в отсутствии генерала никто ничего не мог пояснить. Только на следующий день в ректорате секретарша вручила ему приказ о его отчислении за подписью одного из проректоров.

- Ничего не понимаю! - воскликнул замдекана, когда Камилл пришел к нему с этим листком. - Ты, Камилл, сейчас успокойся. Я все выясню. Так не бывает. Здесь, безусловно, какая-то ошибка. Вот приедет сам Таш…

Заместитель декана был по сути дела самым главным лицом на факультете, потому что деканом была некая женщина, занимавшая один из самых высоких постов в СССР - пост председателя Совета национальностей, одной из палат советского парламента. По этой причине ее должность на факультете была номинальной, появлялась она тут не чаще одного раза в месяц. И поэтому Арам Дмитриевич, работавший заместителем еще прежнего декана, вершил все дела на нелегком факультете. Арама студенты любили за внимание к их нуждам, за готовность всегда выслушать, помочь, похлопотать. К Камиллу Арам Дмитриевич относился особенно дружелюбно, памятуя, возможно, о его политических трудностях при поступлении в Университет – в хлебном городе Ташкенте было много не относившихся восторженно к советской власти людей.

Под кратким именем «Таш» подразумевался ректор, известный математик, ученик питерской школы, почти все представители коей были в начале двадцатых годов отправлены в Ташкент, где и воспитали немало ученых с гражданским образом мышления. Таким образом, Таш, а точнее Ташмухаммед Алиевич, был не только выдающимся математиком, но и благородным человеком, счастливым образом не подпавшим под кампанию уничтожения национальной интеллигенции в тридцатых годах – по-видимому, из-за своего тогдашнего относительно молодого возраста. Арам Дмитриевич догадался, что в ситуации с Камиллом задействовано ЧеКа, и он надеялся, что авторитетный Таш сможет разрешить ситуацию в пользу его студента.

Спустя несколько дней состоялся такой разговор между ректором и замдекана:

- За ним нет никакого преступления, - ответил уже кое-куда позвонивший ректор на заданный ему вопрос. – Просто он вел себя неосторожно.

Видно и ректору Университета там не вполне доверяли, если не сообщили о руководимой Камиллом организации.