Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

У местных ментов, действительно, была наметка повесить на бродягу совершенное в отдаленном сельсовете ограбление продуктового склада, так как истинные грабители явно были гастролерами, и искать их следовало поди уже за тысячу километров от границ района, а выслужиться перед областным начальством очень хотелось. Однако беседы с Сашкой показали, что этот несмелый и неумелый мужичок никак не подходит на роль грабителя, и когда Юркина мамаша по настоянию сына спросила начальника милиции о сидящем у него на нарах бродяге, тот в сердцах воскликнул:

- Забирай его себе!

Сашку выпустили, и он до весны проработал грузчиком в магазине, а потом, попрощавшись с Камиллом и Юркой, своими благодетелями, отправился в свои бесконечные путешествия.

Ничто не удерживало семью Афуз-заде в Чинабаде, где в школе не было класса выше седьмого, где работники госбезопасности пугали людей карами за общение с семьей врага советской власти, где лишившейся мужа женщине грозило остаться без работы. В столичной области Узбекистана в вполне приличном городке проживала тетя Камилла. К весне от нее пришел вызов, и полковник Ша не препятствовал выезду этой враждебной советской власти семьи из Чинабада.

В один из апрельских дней Камилл купил на рынке три фунта хлопкового масла, четыре фунта баранины, семь фунтов риса, а также пять фунтов моркови и лука квантум сатис – что означает на латыни «сколько нужно». В заимствованном по этому случаю у соседей-узбеков большом казане был задействован замечательный плов, на который были приглашены все друзья семьи. На следующий день женщина с двумя сыновьями покидала Чинабад.

Может быть, надо пояснить, почему здесь фигурирует такая экзотическая мера, как фунт. Дело в том, что в базарных лавках среди гирь чаще можно было встретить не килограммовые или полукилограммовые гири, а оставшиеся с прежних времен чугунные шарики с ручками весом в один кадак или кратные ему. Кадак – это и есть узбекское название фунта. Все расчеты при готовке любой еды узбеки вели на языке фунтов, обменивались продуктами в фунтах, и только обоюдные расчеты с государством производились в метрической мере - в килограммах. Кстати, объем большой пиалы был таков, что заполняющий ее «с горкой» рис имел массу ровно один кадак.

Побывать бы нынче, уже в новые времена, в древнем Чинабаде и поглядеть, осталось ли там что-либо от той прежней жизни…

Итак, маме, Камиллу и малышу, не перестававшему ранить сердца взрослых вопросом «А когда приедет папа?», предстоял неблизкий путь. «Мы едем к папе?» - спрашивал теперь малыш, и получал от всех утвердительный ответ. И он бегал по всей округе и радостно кричал, что он едет к папе, что они опять будут все вместе.

- Не огорчайтесь, я скоро вернусь, мы все вернемся вместе с папой! – так успокаивал он сидящих в чайхане дяденек, и они, обо всем ведающие, говорили ему, чтобы он не задерживался там, чтобы возвращался поскорее. И дарили малышу конфеты на дорогу, денежки на гостинцы.

По месту выбытия в тамошнюю комендатуру соответствующие сведения были отправлены спецпочтой, разрешение на выезд из Чинабадского района для семьи спецпереселенцев было выписано. Комендант вручил его женщине, после ареста мужа ставшей главой семейства, и предупредил, что в случае промедления с выездом более трех дней разрешение будет аннулировано, а если будет задержка с явкой в комендатуру того города, то «по закону вы будете считаться совершившими побег, и будете подвергнуты аресту». Кроме того, в качестве надзирающих комендант назначил двух молодых татарок Урмус и Ремзие, которым наказал довезти отъезжающую семью антисоветчика Афуз-заде до железнодорожной станции и тотчас возвращаться для доклада.

Широкая общественность Чинабада так и осталась в неведении в отношении того, находились ли эти две молодки по какой-то причине давно уже на крючке у коменданта, или они согласились стать надзирающими единовременно, ради возможности побывать в Хакулабаде, поселке с железнодорожной станцией, бывшем в сравнении с захолустным Чинабадом крупным экономическим и культурным центром. Девушки прибежали в дом заканчивающей дорожные сборы семьи и весело заверещали, что с машиной они договорились на хлопковой базе, что заплатить шоферу придется немного, что лучше всего выезжать после полудня во вторник, потому что поезд подойдет только в двенадцать ночи. Камилл благодарно улыбался девушкам, мама же весьма сухо отвечала, что после полудня во вторник она будет готова выехать.

Однако в понедельник утром пришел Шодмон-ота с известием, что на завтрашний день он нанял арбу с навесом, которая подъедет к дому пораньше, пока еще прохладно, арбакеш сам погрузит всю поклажу, и через два часа они будут в Хакулабаде, где он, Шодмон-ота, встретит их в доме своей сестры, они там отдохнут, а вечером пойдут к поезду. Мама с благодарностью приняла предложенную старым узбеком помощь, а Камилл встрепенулся:

- Пойду предупрежу Урмус-апте!

- Не надо, - жестко произнесла мама, - иди на базар за продуктами для плова.

Камилл был удивлен реакцией мамы.

- Почему, мама?