Нити судеб человеческих. Часть 2. Красная ртуть

После того, как в самом начале пятьдесят седьмого года были возвращены на родину все депортированные народы, кроме коренных жителей Полуострова, напряжение среди крымскотатарского населения увеличилось. И это стало причиной того, что к весне в деятельности организации, созданной студентами, произошел всплеск активности. В Движение оказались вовлечены кроме рабочих промышленных предприятий Ташкента и некоторых ближних городов, что предусматривалось стратегией организаторов, также и служащие различных учреждений. И уже в функционерах числились не только студенты, но и представители разных других слоев населения, иногда весьма почтенного возраста. Люди по своей инициативе переписывали тексты писем, собирали под ними подписи среди своих знакомых и приносили их свои шефам-студентам, которые доставляли эти листки в штаб Движения. Письма в Москву - а именно она была главным адресатом - Камилл отправлял уже не в конвертах, как раньше, а в бандеролях, но вскоре вынужден был только указывать число подписей, уведомляя, что собраны они представителями Крымско-татарского Национального Движения. В качестве обратного адреса он указывал "почта, до востребования" и свою фамилию. Он понимал, что он при этом ничем не рискует, ибо властям давно уже известны имена всех активистов Движения и все их дела. Правда читать мысли людей кагебэ еще не научилось.

Однажды вечером, возвращаясь домой, он шел не по дорожке вдоль фасадной стороны стоящих рядом зданий, а с их тыльной стороны - так случайно получилось. И под окнами их квартиры, находящейся на третьем этаже, увидел припаркованную впритык к стене военную машину с параболической антенной. Не думая ни о каком зловредном деянии, он спросил стоящего у машины солдата:

- А что это тут такое интересное происходит?

- Проходите! - сурово ответил солдат, и Камилл прошел, даже не обидевшись. Мало ли какие у этих вояк свои дела, тем более что в соседнем корпусе, стоящем под прямым углом к Камилловому дому, жили в основном военные, работники штаба Туркестанского округа.

Мысли его вернулись к этому событию несколько месяцев спустя, когда тетя Маша, жившая в квартире над ними, рассказала его маме, что в комнате ее, тети Машиной, соседки установлен под половицей аппарат для подслушивания разговоров, ведущихся в нижней, то есть в камилловой, квартире. Этому откровению предшествовала ссора тети Маши с соседкой, которая еще раньше проболталась ей, что в углу ее комнаты пришедшие с разрешения ее дочери люди отпилили кусок половицы и поставили подслушку. Надо сказать, что над полученной профессором Афуз-заде квартирой жили в трехкомнатной коммуналке три семьи. Одна из них состояла из той болтливой старухи, ее дочери и малолетней внучки. Муж старухи когда-то в Крыму (а была эта семейка из земляков Камилла) работал в органах, и дочь, наверное, теперь тоже имела к ним отношение. Старуха все возмущалась, почему это семья бывшего политзаключенного Афуз-заде имеет отдельную трехкомнатную квартиру, а она, вдова энкаведешника, живет в коммуналке. Когда над потолком нижней квартиры при ее попустительстве установили подслушивающее устройство, старуха вновь почувствовала свое превосходство над "этим Афуз-заде" и не могла, гордая, не поделиться с соседкой тетей Машей своим иллюзорным торжеством. Но согласие между бабами однажды нарушилось, и вдова раскулаченного рязанского крестьянина рассказала о коварстве своей соседки камилловой маме.

Камилл, естественно, догадался теперь, что машина с параболической антенной, в момент его встречи с ней, использовалась для настройки передающего контура подслушивающего устройства. Не долго думая, он забрался на чердак и обнаружил антенный провод, идущий дальше на крышу. Все было ясно. Несовершенство техники тех лет заставило чекистов установить над потолком гостиной квартиры Афуз-заде какое-то, по всей видимости, громоздкое устройство, провести от него провод на крышу здания и оттуда передавать через эфир происходящие в квартире разговоры на приемную антенну на крыше соседнего здания, в котором проживали свои в доску люди - офицеры Туркестанского военного округа. Камилл, конечно, выдернул, хотя и с большим трудом, провод, и при этом, наверное, на магнитной ленте чекистов записан был душераздирающий треск, что, по-видимому, послужило причиной разбирательства в кабинетах ташкентского ЧеКа. Но с Камилла взятки были гладки, привлечь его к ответственности за порчу казенного имущества, не было оснований - как докажешь, что провод выдернул он, а не какие-то гуляющие по крышам мальчишки?

А чего, спрашивается, подслушивали? И, главное, чего выслушали-то?