«Прогресс философии, — считает Ницше, — больше всего задерживался до сих пор скрытыми моральными побуждениями». Никто из прежних философов не отважился на критику моральных чувств ценности. В философии Канта дело дошло до того, что вместо разума стала говорить потребность сердца, мораль, «долг». У Гегеля же процесс развития предстал не чем иным, как постепенным осуществлением царства морали. Еще дальше пошел по этому пути Шопенгауэр, который ради оправдания своих моральных оценок становится мироотрицателем.
Все это вело к тому, что в качестве аргументов принимались «прекрасные чувства», а в качестве критерия истины — убеждения, в результате чего почти полностью было приостановлено действие инстинкта интеллектуальной добросовестности, так как заранее в философии было известно, что нужно доказать и какие истины следует признавать. На место этого инстинкта была поставлена «любовь к добру». «Моральная философия, — замечает Ницше, — это скабрезный период в истории духа». Это философия декаданса и состояния опасности.
«Подлинные же философы, — считает Ницше, — суть повелители и законодатели; они говорят: „так должно быть!“, они-то и определяют „куда?“ и „зачем?“ человека. (…) Их „познавание“ есть созидание, их созидание есть законодательство, их воля к истине есть воля к могуществу. Основная задача подлинных философов сводится к определению ценности. Они „должны быть разрушителями“, обладающими дионисовской мудростью. Гибель всего существующего, как бы хорошо оно ни было, должна у них вызывать наслаждение одерживающим победы грядущим, будущим. Против парализующего ощущения всеобщего разрушения и неоконченности они должны использовать идею вечного возвращения».
Переоценка всех ценностей — это принципиальный философский антидогматизм, антиавторитаризм, философское кредо непрерывного обновления ценностей.
Еще — расставание с иллюзиями, вечными упованиями человечества, надеждами на рай на земле. В письмах молодой литератор уже называл себя человеком, который ничего так не желает, как иметь возможность ежедневно утрачивать хотя по одной успокоительной иллюзии на пути к полному духовному освобождению, «возможно даже, что я больше
Переоценка всех ценностей означала для Ницше переоценку большинства великих, развенчание величия, не отвечающего его критериям «переоценки». В «Сумерках кумиров» находим: